Элисон Бэрд - Архоны Звёзд
— Нет, — прошептала она. — Нет, прекратите! Я этого не хотела! Мать, пусть это прекратится!
Но наступление продолжалось, и против него не было шансов у людей и гоблинов. Большинство растоптали и раздавили, а немногие, кто сумел выбраться невредимым, бежали прочь, ничего не понимая, под крики зверей, заглушившие все прочие звуки под небом.
11
Па-де-де
Наконец наступил рассвет — сперва на высотах Хиелантии, окрасив их розовым и золотым, потом он пролился вниз сквозь плетеную кровлю леса, осветил рощи. Свет нового дня пролился на сцены ночной битвы и разрушения: разбросанные доспехи, тела людей и гоблинов — и трупы мертвых животных тоже. Они лежали там, где свалились, на истоптанной лесной подстилке, посреди раздавленных папоротников и поваленных молодых деревьев. Костер захватчиков превратился в груду пепла.
Лорелин и Йомар всю ночь искали место посадки крылатых кораблей врага и вернулись на рассвете сообщить, что нашли его, но остался только один пустой корабль. Выжившие в чародейной атаке вернулись на свои корабли и ушли в космос.
Эйлия все еще сидела, скорчившись, прильнув к валуну. Она не шевельнулась после окончания битвы, и сейчас смотрела тусклыми глазами, как элеи собирают павших — не только людей и моругеев, но и зверей, — и уносят прочь. Пленные их родичи остались невредимы. Когда с поляны унесли последних мертвецов, Эйлия встала и попросила друзей ненадолго оставить ее в одиночестве.
— А можно ли оставлять ее одну вот так? — шепнула Лорелин Йомару, хоть они ее и послушались.
— Врагов больше нет, а она достаточно сильна, чтобы ничего ей не причинило вреда, я думаю, — сказал Йомар, помолчав. Его тоже впечатлила впервые увиденная полностью освобожденная сила Эйлии. — Если она хочет побыть одна, то имеет право. А я хочу проверить, что больше никто здесь не шляется по лесам с мечом в руке. Пойдешь со мной?
— Здесь все так мирно с виду, — тихо сказала Лорелин, уходя вместе с Йомаром с поляны. — Будто ничего и не случилось, будто элеи и лесные звери живут, как жили. Может быть, придет день, когда это все забудется. — «Но Эйлия не забудет», — подумала она и подняла глаза. — Смотри, какая красивая птица, вон там, над деревьями. Перья как золотые, хотя, наверное, это от света…
Голос ее осекся. Птица с золотым оперением развернулась над ними и полетела обратно к поляне.
Когда они ушли, Эйлия посидела одна на камне, глядя в зеленый лес — глядя, но не видя. Ум ее погрузился в печальное самосозерцание. Защитить свой мир было необходимо, и выжившие захватчики расскажут страшные истории об опасностях Арайнии. Но от насилия ее мутило.
Она услышала, что ее зовут по имени, повернулась — и сердце будто остановилось. В роще перед нею стоял Дамион.
И на этот раз не эфирный образ: он не был прозрачен, он был настоящий с виду. Одет в простой белый плащ до колен, ноги — босые. Длинные косые лучи солнца падали сквозь листву и касались его волос, окружая их светло-золотистым сиянием. Синие глаза смотрели на нее с нежной заботой, которую она так хорошо знала. Изумленная, она поднялась ему навстречу, но, хотя губы ее шевелились, произнести его имя не удавалось.
— Нет! — сумела она выдохнуть.
Иллюзия. Это должна быть иллюзия. Не может это быть настоящий Дамион. Не мог он снова появиться, потому что он теперь архон и связан Договором. Он не был призван.
Но он тихо позвал ее:
— Эйлия!
И больше она ни о чем не думала, просто бросилась в его распростертые объятия.
— Да, я здесь, — сказал он, обнимая ее. — Мне дозволено вернуться, чтобы тебе помочь. Архоны знают, что я здесь нужен. И ты звала меня мысленно, ночью и днем. Этот зов не хуже любого другого.
Он был настоящий, твердый на ощупь, наполненный живым теплом. Она зарылась лицом ему в плечо и заметила, что повторяет его имя, снова и снова — как повторяла во снах, когда думала, что он мертв. Боль, которая жила в груди, будто поднялась к горлу и вылилась наружу в голосе.
— Когда я думала, что ты погиб, погиб навсегда, я… я не знала, как дальше жить!
И с этими словами выпущенная боль растаяла в воздухе.
Он отпустил ее, потом увидел, что ее шатает. Взяв за руку, он отвел ее к валуну. Она села на камень, и он рядом с ней.
— Прости, что доставил тебе такое потрясение. Ты ведь так вымоталась. Я знаю, что здесь ночью было.
— Я должна была что-то сделать, — ответила она тихо. — Иначе плохо пришлось бы элеям. Но я не хотела такого, и мне отчаянно жаль погибших людей. Это была не их вина — я говорю о зимбурийцах, хотя и моругеи вряд ли пришли сюда по своему выбору. Их послали вожди. Зимбурийцы просто хотели уйти из своего мира и жить. И это ведь только начало. Если надо освободить Меру и разгромить Омбар, то придется драться еще и еще. И убивать. Но ты победил иначе. Ты обратил убийство против него самого, сдавшись ему, — и тем победил.
— Не любую победу можно одержать таким способом. Но ты права: можно найти другой путь к миру, которого ты хочешь. Тебе легче будет, если мы поговорим об этом? — спросил он. — Может быть, вместе мы найдем решение…
Она снова отвернулась.
— Нет ничего, что ты мог бы сказать. Я обречена своей судьбе, и знаю это, и я с этим смирилась. Но я рада, что ты снова со мной, Дамион.
Он ничего не говорил, просто обнимал ее за плечи и молчал с нею. Потом она заговорила опять:
— Я знаю, что именно это я должна делать. Мне это ненавистно, но я думаю, наконец-то мне понятно, зачем это нужно. Ана мне давно говорила, что я не должна повторять ее ошибку. Мандрагор страдает и может заставить страдать других, а когда он был истинным паладином, он бы этого не пожелал. И если враг пытается им завладеть, то это будет доброе дело… освободить его.
Синие глаза обернулись к ней, глядя испытующе.
— Но ты все же колеблешься? Из сочувствия? Из жалости?
— Нет, не из жалости. — Лгать ему она не могла, — Ты знаешь историю с любовным зельем, Дамион. Но ты не знаешь, что я… что у меня было какое-то чувство к нему еще до этого. Не то, что к тебе, но… — она замолчала.
— Ничего не надо говорить. — Он накрыл ее руку ладонью. — Я понимаю.
— Да? Понимаешь, это было другое. С тобой я чувствовала твою сущность — твою внутреннюю силу. Ты был таким цельным, таким совершенным, мне нечего было тебе дать. И за это совершенство я тебя любила. А Мандрагор — в нем я ощущала пустоту, жажду. Я думаю, меня заманила мысль о том, что я нужна, что я могу отдавать.
Он чуть от нее отодвинулся, лицо его стало задумчивым.
— Понимаю.
