Елена Хаецкая - Завоеватели
— Мы попали в нянькину сказку, Ингольв.
Каким-то образом он почувствовал, что сестра права, и мороз пошел у него по коже.
Анна-Стина сняла с одного графина «отрубленную голову», налила вина в два бокала и с ними подошла к брату. Он взял бокал из ее руки, провел пальцем по краю, и хрусталь благодарно запел.
— За тебя, — сказал он, — за тебя, отважная девочка Анна!
Он выпил. Она продолжала стоять перед ним. Капитан сам налил себе из второго графина и выпил снова.
— Почему ты не пьешь? — спросил он, показывая на бокал, который она держала в руке.
— Брат, — сказала Анна-Стина, — Торфинн ничего не делает даром.
Ингольв нахмурился.
— Ты о чем?
— О тебе. Если бы не Торфинн, Косматый Бьярни уже разрезал бы тебя на куски.
— Очень может быть, — кивнул капитан и вспомнил о Синяке. Парнишку тошнило от страха на гнилую солому. Стоило ли тащить его на себе из разрушенного форта, чтобы Бьярни замучил его в своих проклятых подвалах? Капитан тряхнул головой. Черт с ним, с Синя кой, его никто не заставлял возвращаться на перекресток.
— Брат, — снова заговорила Анна-Стина. — Торфинн и пальцем не шевельнул бы ради тебя, если бы я ему не обещала…
Ингольв круто взвел левую бровь.
— Что ты ему обещала? — спросил он неприятным, скрипучим голосом. — Он что…
— Нет, — поспешно перебила его Анна-Стина.
Ингольв отвернулся и замолчал. Через несколько секунд он яростно проговорил:
— А что ему нужно от тебя? Может быть, у него «честные намерения»? Он обещал жениться на тебе? А как, интересно знать, посмотрит на это твой этруск?
— Молчи, Ингольв, — сказала девушка, вздрагивая. — Ты ничего не понимаешь. Я не знаю, что я ему обещала.
— Как это? — Ингольв вдруг почувствовал, что сильно опьянел. Не стоило пить на голодный желудок, подумал он с запоздалым раскаянием.
— Он спросил, что я отдам ему за твою жизнь. Я сказала: «Все».
— Ты не могла этого сказать. Ты смелая, умная девушка.
— Могла, — упрямо ответила она.
— Ну, так просто откажись от своих слов. Бежим отсюда. — Вальхейм попытался встать и тяжело рухнул обратно в кресло. — Бежим прямо сейчас.
— Здесь нет дверей, — сказала Анна-Стина. — Я уже искала. Отсюда нет выхода.
Ингольв помолчал, глядя себе под ноги и стараясь справиться с опьянением, а потом поднял голову, увидел беспомощные глаза сестры и ощутил бешеную злобу.
— Сядь! — крикнул он. — Не стой тут!
— Вы не в казарме, капитан, — внезапно произнес глубокий бас Торфинна.
Близнецы, как по команде, повернулись на голос. Хозяин Кочующего Замка сидел за столом и вертел в длинных пальцах бокал.
— Почему вы позволяете себе повышать голос в моем доме? — продолжал чародей. — Я не разрешаю вам оскорблять эту молодую особу.
Вальхейм откинулся на спинку кресла и пьяно захохотал прямо в лицо Торфинна.
— Да кто вы такой, а? Вам известно, что эта «молодая особа» — моя сестра? Или вы уже решили, что вам удалось ее купить? Я не просил спасать мою жизнь. Так что сугубое вам мерси и позвольте откланяться…
— Сидеть, — властно сказал Торфинн. — Здесь распоряжаюсь я.
— Попробуй, — сквозь зубы процедил Вальхейм, чувствуя, как слабеет.
Торфинн, не обращая на него внимания, снял с подставки хрустальный шар и бережно положил его на стол. Он поднес к шару руки, слегка касаясь его ладонями, и над магическим кристаллом заструился синеватый дым.
— Я записал один любопытный разговор, — пояснил чародей.
— Чем же он так любопытен? — спросил Вальхейм, стараясь унять дрожь. Он почувствовал, что от волнения и страха у него немеют руки.
— Тем, что оба собеседника были совершенно искренни, — сказал Торфинн.
Кристалл ожил. Он потемнел, и из его глубины донесся вкрадчивый низкий голос. Он спрашивал — неторопливо, настойчиво, властно. Второй голос, женский, отвечал.
Ингольв переводил взгляд с чародея, стоявшего с улыбкой посреди зала, на свою сестру, бледную, с решительно сжатыми губами.
— Надеюсь, капитан, вы узнали голос госпожи Вальхейм? — холодно спросил Торфинн.
Ингольв кивнул. Интонации были чужие — равнодушные и уверенные, но он не мог не узнать этот высокий девический, словно немного заплаканный голос.
— Вот и хорошо, — сказал Торфинн.
Ингольв прикусил губы. Потом привстал.
— Что ты с ней сделал, колдун?
— Только заставил говорить чистую правду, больше ничего. Разве тебе не приятно было услышать, как самоотверженно она тебя любит?
— Нет, — сказал Ингольв.
Торфинн смерил его взглядом пронзительных черных глаз.
— Верю, — сказал он.
Кристалл проговорил ровным монотонным голосом, который, тем не менее, принадлежал Анне-Стине:
— «За жизнь моего брата я отдам тебе все, что ты потребуешь, Торфинн».
— Она не могла этого сказать! — крикнул Ингольв.
— Я тоже так думал, — кивнул Торфинн. — Потому и переспросил. Но она подтвердила и второй раз. — Чародей рассмеялся. — «Все»! Она готова отдать «все»! Интересно, как далеко простирается это «все» и что вы оба подразумеваете под этим словом?
Кристалл затих, и свет в его глубине померк. Некоторое время было очень тихо. Анна-Стина сидела с пылающим лицом — никогда в жизни она не испытывала такого стыда. Она боялась пошевелиться, боялась вымолвить слово.
— Вранье, — решительно сказал Ингольв и встал. — А теперь говори: как ты сделал это, колдун?
— Я просто задавал вопросы. Сядь, Ингольв Вальхейм. Я могу согнуть тебя в дугу так, что ты пожалеешь о подвалах Косматого Бьярни, где тебе, несомненно, переломали бы все кости. Сядь.
Наслаждаясь, Торфинн налил себе мозельского и отпил несколько глотков.
— Не сравнить с домашними наливками, которые готовит моя теща, — заметил он.
Близнецы молчали: брат — угрюмо, сестра — испуганно.
— Так вот, друзья мои. Я не собирался бесчестить вашу сестру, дорогой мой Вальхейм, и нечего скалить на меня зубы. Все равно не укусите. — Он усмехнулся. — Я хотел расплатиться вами за одну услугу…
— Как это «расплатиться»? — спросил Вальхейм.
— Просто. Как платят деньгами или товаром, скажем, мехом, золотым песком, слоновыми бивнями…
— Ты ничего не перепутал, волшебник? — с угрозой в голосе спросил капитан. — Моя сестра и я — мы не товар…
— Судьба близнецов в моих руках, — спокойно сказал Торфинн. — Это цена твоей жизни, Ингольв Вальхейм. Это то «все», которое нужно было мне от твоей сестры. И я его получил. Впрочем, я не собирался использовать свою власть для того, чтобы причинять вам вред. Вы мне симпатичны, друзья мои, вы мне очень симпатичны. Поэтому я и хотел всего лишь обменять вас на небольшую услугу, о которой просил небезызвестного вам Синяку. Вы были добры к этому наивному юноше, и я надеялся, что он воспользуется случаем отблагодарить вас. Однако юноша оказался не столь уж наивен. Он потребовал иной платы, а от вас отказался.
