Дмитрий Емец - У входа нет выхода
– Все вопросы к Цезарю… Давай тогда так: ты – Аскольда, я – Миниха. Аскольд еще трехлеток, а Миних – очень спокойный мерин.
Рина нырнула в денник к Миниху. Старый мерин с бело-желтой проточиной совался мордой в пустую кормушку, потом резко дергал морду на себя и слушал звук.
Сашка некоторое время понаблюдал, как Рина седлает Миниха, а потом потащился к Аскольду. Трехлеток Аскольд был плодом дельфийской кобылы Роксоланы – изящнейнего существа с огромными глазами, и тяжеловоза по кличке Паровоз, который использовался на подмосковном конном заводе для укрупнения поголовья рабочих лошадей. Шныр, упустивший кобылу, получил жуткий нагоняй и три месяца уныло выгребал навоз. Кавалерия и Кузепыч опасались, что жеребенок родится бескрылым, однако дельфийская кровь пересилила. Поначалу похожие на культяпки, крылья Аскольда быстро обросли перьями, и вскоре от их энергичного взмаха поднималась волна воздуха, открывающая ворота пегасни.
В остальном же это был вылитый папочка – медлительный, флегматичный, громадный как слон. Широченный круп. Хвост как веник. Мохнатые ноги с громадными копытами. Когда Аскольд в первый раз взлетел, посмотреть на это собрался весь ШНыр. Лучше всех коллективные ощущения выразил Кузепыч. «Только б это не рухнуло на крышу!» – сказал он.
Рина быстро оседлала Миниха и отправилась помогать Сашке. Забравшись с ногами на седло, Сашка подпрыгивал, пытаясь поймать морду Аскольда. Трехлетку седлаться не хотелось. Он злился и недовольно похрюкивал.
– Не суйся к пегу, когда он скалится! – предупредила Рина.
– Я думал, он улыбается, – оправдываясь, сказал Сашка.
– Сейчас я тебе улыбнусь!.. А ну прррими! – прикрикнула Рина на Аскольда, ловя его голову правой рукой в охват. – Бери уздечку! Расстегивай подбородный, трензель расправь! Куда в зубы суешь? Много лишних пальцев? Хорошо, что это Аскольд! Ты так Эриху сунь!
– Ты же суешь! – оправдываясь, сказал Сашка.
– Я нажимаю на беззубый край!.. – Рине приятно было покрикивать на Сашку, как на нее саму все лето покрикивали старшие и средние шныры.
Продолжая ворчать, она оседлала Аскольда и велела Сашке вывести его из пегасни.
Рядом с тяжеловозом-полукровкой старичок Миних казался летающим чучелом, но чучелом задиристым. На третьем разминочном круге подловатый дедушка воспользовался тем, что Рина отвлеклась, подкрался и тупыми зубами ухватил Аскольда за внутреннюю часть ляжки. Это было дико больно. Трехлеток решил, что его сжирают заживо. Мгновенно утратив мужество, он прижал уши и стал удирать.
Сашка, до этого сидевший на Аскольде уютно, как на диване, осознал, что началась выворачивающая внутренности тряска. Казалось, кто-то невидимый непрерывно кричит ему в уши: «ля-ля-ля-ля!» Он потерял вначале правое стремя, потом левое. Повис на поводьях, но это было все равно, что хватать за сцепку мчащуюся электричку.
Тихий и обычно всеми шугаемый Миних был крайне доволен, что ему удалось устрашить такого гиганта. Весь его мозг заполнила торжествующая мысль: «Раз от меня бегут, значит, я страшен!» Он заржал и помчался за Аскольдом.
Рина что-то кричала, но Сашка не слышал. Доскакав до края поля, Аскольд вломился грудью в заросли. Сквозь парк он продирался как взбесившийся носорог – снося все, что можно снести. Рине оставалось только направлять Миниха в проделанную Аскольдом брешь. Хотя умный мерин и без нее соображал, как пользоваться плодом чужих трудов.
Сашка обхватил шею трехлетка и уткнул лицо в гриву. Он спас глаза от веток, но окончательно утратил всякий контроль над конем. Минуту спустя разгоряченный Аскольд вылетел на поляну перед забором ШНыра. Метнулся в одну сторону, в другую. Начал останавливаться, но за его спиной уже пыхтел воинственный дедушка.
Тогда Аскольд помчался на забор, оттолкнулся и… неуклюже поднялся на крыло. Легкий, неуловимый толчок, и Сашка понял, что они больше не в ШНыре. И сразу дикая тряска прекратилась. Сашка неуверенно выпрямился, огляделся и смог вставить ноги в стремена.
* * *Лететь оказалось гораздо приятнее, чем скакать. Никакой тряски, все внутренности остаются на месте. Если бы не сильный ветер, бьющий в рот и мешающий дышать, было бы совсем хорошо.
Старичок мерин проветрился и больше не задирался. Сашку нагнала Рина. Ее лицо в лунном свете казалось белым и плоским. И абсолютно счастливым. Ее мечта сбылась: она летела, ощущая надежную упругость воздуха. Миних двигался против ветра так обманчиво легко, что Рина, не выдержав искушения, зачерпнула воздух ладонью. Вдруг и она тоже может летать? Мало ли.
Радость наполняла ее, как газ – воздушный шар. И была эта радость так велика, что Рина моментально забыла и бесконечную уборку, и заваливающуюся тачку с вихляющим колесом, и навоз, и то, что она целое лето жила без ноута, а все ее вещи запросто помещались в рюкзак.
Рина была убеждена, что летят они низко, хотя пересекавшие поле столбы казались не крупнее чайной ложки. Вдали огнями шевелился поселок, за ним – еще один, а совсем далеко ровным, исходящим от земли сиянием, золотилась Москва. Отсюда она казалась чем-то живым, вроде выброшенной на берег медузы. Со всех сторон к медузе сбегались нити серебристых дорог, посыпанных живыми светляками фар.
– Как ты? Справился? – крикнула она Сашке, ощущая, как ветер вталкивает слова обратно в рот.
Сашка ободряюще махнул рукой, показывая, что все в порядке. Над головой у него в белке туч плавала желтая яичница луны. Рина пальцем ткнула вверх, потом вниз и назад. Сашка догадался, что она предлагает подняться выше, сделать круг и вернуться в ШНыр.
Сашка кивнул. Застоявшиеся кони не прочь были размяться. Неопытный Аскольд поначалу стал рвать круто вверх, но выдохся и теперь послушно тащился за опытным лентяем Минихом. Миних набирал высоту постепенно. Берег силы.
Выше, еще выше. Романтика вымерзала. Вначале отказались слушаться пальцы рук, потом окоченели ноги. Лицо сковала стылая маска. Потные бока Миниха покрывал ледяной панцирь. Рина поняла, что у нее такие же волосы. Подняв руку, коснулась смерзшихся колючек. Теперь ей стало понятно, почему Яра перед нырками всегда одевается как полярник, даже летом, в жару.
Рваные тучи лежали слоями, как плоско подвешенные одеяла. Пробравшись сквозь очередную тучу, пахнущую мокрым ватником, они оказались на лунной поляне. Туча под ними была такой молочно-плотной, что у Рины исчез всякий страх высоты. Казалось, можно соскочить с седла и пробежаться. Она едва сдержалась, чтобы вправду этого не сделать.
Забыв и о времени, и о холоде, они мчались по лунной поляне. Кружили, разворачивались, окунали конские ноги в тучи. Сашка справлялся неплохо – лететь оказалось куда проще, чем скакать рысью или галопом. Точно плывешь в лодке, зачерпывающей воздух белыми веслами.
