Александр Прозоров - Дикое поле
— Юлька! — моментально вспомнил Тирц. Юленька из клуба «Черный шатун». Это хорошо, они поодиночке расползлись. Теперь я им поодиночке и объясню, как нехорошо было меня пинками гнать и приказов не слушать. Где она сейчас?
— Она живет в доме, который первым встретился вам весной в дороге на север.
— Ах, вот оно что… — Теперь ему совсем в другом свете представилось наличие пушек у мелкой русской крепостицы и мастерство, с которым неведомый лучник выбивал нукеров из строя. — Вот она, значит, где… Что же, тем лучше.
Он машинально поправил одеяло на плече шаманки и вышел из шатра.
* * *— Ах, не может быть! — покачала головой Даша. — Неужели ты действительно можешь его натянуть, мой господин? Он же такой тугой.
Невольница снова попыталась оттянуть тетиву и покачала головой.
— Дай! — небрежно предложил Алги-мурза, взял лук, наложил тетиву на сгиб большого пальца — чтобы кожу не порезать, зацепил ее указательным пальцем, резким движением натянул лук почти наполовину и тут же отпустил: пальцу все равно без наперстка больно.
— Ого, вот это да! — в восхищении захлопала в ладоши полонянка. — Какой ты сильный, мой господин.
Разумом татарин понимал, что это всего лишь рабыня, полонянка, наложница, но восхищение девушки все равно льстило, и он жестом подозвал ее к себе, посадил рядом, перекинув руку ей через плечо и накрыв ладонью просвечивающую сквозь шелк грудь.
— Это еще что! Со старого лука пару лет назад на соревнованиях с янычарами в Балык-Кае я пустил пять стрел на расстояние двух полетов стрелы, и три из них попали в натянутую на щит шкуру овцы!
— Невероятно! — затаила дыхание наложница. — Наверное, все просто обезумели от восторга.
— Скорее, от зависти, — многозначительно ухмыльнулся Алги-мурза, свободной рукой дотянулся до чашки с прохладной водой, в которую, кроме того, был выжат сок из кисловатого, недозрелого граната. — Они едва не умерли от зависти.
На самом деле татарин не участвовал в соревнованиях, а лишь наблюдал за ними. А пять быстрых и точных стрел выпустил, подбив локтями округлый живот, османский наместник города Кароки-мурза, навсегда добившись непререкаемого авторитета у янычарского гарнизона. Да оно и понятно — ведь у султанского чиновника в руках был не просто лук — а лук, изготовленный самим Сулейманом. Из такого и он выпустит стрелу на полдня пути. Увы, Алги-мурзе приходится довольствоваться дешевым крымским луком, купленном в Мангупе за пятнадцать кобыл-трехлеток и трех необъезженных жеребцов.
— Но ведь вам приходится выпускать сразу по несколько штук! — поразилась Даша. — Неужели вы не устаете?
— Порой за пару часов по три колчана опустошить успеваешь, — поправил ее Алги-Мурза. — А потом еще несколько часов саблей махать.
— Несколько часов?.. — Русская невольница наклонилась, вытянула из ножен клинок, качнула в руке:
— Тяжелая…
Мог ли Алги-мурза предположить всего полгода назад, что при прикосновении невольницы к его оружию он не изрубит ее немедленно, страшась попытки покушения, а расплывется в довольной улыбке?
— Какой ты сильный, мой господин… — скользнула она ладонью по его плечам — татарин инстинктивно напряг мышцы — по рукам, груди. — Я чувствую эту силу даже через халат!
Однако ладонь проникла уже под тонкую шерстяную подбивку — в своем шатре мурза возлежал только в одном халате, шитом поверху синим атласом. И сейчас татарин ощутил жгучее желание показать рабыне, что сила у него есть не только в руках.
— Эй, Алги!
Мурза вздрогнул и поморщился — русский всегда появляется в самый неудачный момент!
— Алги! — Менги-нукер вошел в шатер, уселся перед ним, принялся ненавязчиво пощипывать ворс ковра. — Мурза, ты помнишь ту крепостицу с частоколом, на которую мы наткнулись, перейдя Дикое поле? Ну, маленькую, с земляным валом и частоколом поверху?
— Помню, — кивнул татарин, отодвигая невольницу.
— Там живет девка. Лучница, высокая, голубоглазая, остроносая, с прямыми волосами. Она мне нужна. А Девлет-Гирей, засранец, не отпускает. Боится, сбегу. Зато обещал дать пять сотен нукеров из рода Мансуровых. Сходи туда, Алги? Крепостица небольшая, с полусотней воинов ты ее возьмешь. Добыча тебе, девка мне. Хорошо?
Русский поднялся.
— Вот и договорились. Девлет обещал, что сотни завтра подойдут. Вот вы послезавтра и отправляйтесь.
Он кивнул и вышел из шатра. Не то попросил, не то приказал. Но отказа и не помыслил. Алги-мурза тихо зашипел сквозь зубы:
— Я ему что, нукер? Не пойду!
Но он уже сейчас понимал, что пойдет. Удачный набег — это слава и добыча. И не так часто его назначали командовать пусть небольшим, но самым настоящим войском, чтобы так просто отмахнуться от такой возможности. Хорошо покажешь себя один раз — значит, в будущем про тебя тоже вспомнят, когда понадобится толковый бей.
— Проклятый русский!
— Ты уезжаешь, мой господин? — Даша испуганно обняла его руками. — А как же я? Я не могу жить, не видя тебя, мой господин. Хоть ненадолго, хоть краешком глаза.
— Это военный поход! — сурово отрезал Алги-мурза.
— И я смогу увидеть, как ты побеждаешь врагов?! — восторженно распахнула наивные глаза полонянка. — Как ты гонишь их этой саблей?
Она попыталась вскинуть клинок, но тот оказался слишком тяжел и завалился набок.
— Как тебе удается его поднимать?
— А вот так! — Мурза перехватил у нее саблю, выпрямился и прошел по коврам, играя сверкающей сталью. — Вот так, вот так, вот так.
Развернулся, взглянул в ее изумленные глаза, удивленно приоткрытый ротик, рассмеялся и шагнул к наложнице, расстегивая халат.
Глава 3. Дичь в загоне
Стоял июль. Лето выдалось жаркое. Юлю вообще поражала погода нынешнего времени. Она вела себя, как чересчур сильно раскаченный маятник: что ни зима — так трескучие морозы, аж деревья лопаются. Что ни лето — так щеглы в полете запекаются. Вода в Осколе нагрелась сильнее, чем она привыкла воду в душе делать. Хотя — где теперь этот душ…
Купаться боярыня приспособилась за излучиной: там и спуск к воде более пологий, песочек, небольшой пляж. И от крепости не видно: в воде она с бабами барахталась голышом и не хотела, чтобы кто-то из усадьбы мог это разглядеть, и вообще, мог узнать, где это происходит — чтобы не подглядывали. Обычно она говорила, что пошла к верше, за уловом, а сама, спустившись до кустарника, поворачивала влево, уходила за недалекий поворот, раздевалась и погружалась в медленно текущие струи.
— Сон мне приснился, боярыня…