Глен Кук - Солдаты живут
— Новости от Костоправа? — спросила Дрема.
— Дело сделано. Они уже выступили к нам. Но все оказалось куда необычнее, чем он ожидал. — Тобо пересказал сообщение полностью.
— Тебе придется вернуться, — решила Дрема. — Мы не можем рисковать, если там прорвется еще одна шайка колдунов.
— Пожалуй, — неохотно согласился Тобо.
— Мне это нравится. Почему он просто не убил их, завладев этими летательными штуковинами и замечательной одеждой?
— Потому что он так не поступает. — Не говоря уже о том, что мертвецы не очень-то сотрудничают, когда нм приходит время поделиться знаниями.
— Конечно. Он всех отпускает, а потом через тридцать лет устраивает охоту. Но как я смогу двигаться дальше, если тебя не будет рядом?
— Если Костоправ уже на нашей стороне врат, то и все Неизвестные Тени тоже. И скоро впереди нас побегут Черные Гончие. А еще через день-два мы сможем увидеть, что происходит там, где мы только пожелаем что-то увидеть.
Дрема нуждалась в такой поддержке. Ее волновало все, что происходит там, где она не может следить за событиями сама. А напоминания о том, что практически все люди, включая большинство офицеров Отряда, прожили всю жизнь куда более слепыми, чем она была когда-либо, отнюдь не улучшали ее настроение.
Дрема была разбалована. Все то время, что она провела с Отрядом, мы так или иначе имели возможность узнавать, что происходит вдали от нас. Обычное дело — дайте что-либо кому-нибудь на время и очень скоро этот кто-то станет считать, что это принадлежит ему от рождения. И Дрема вовсе не была исключением из правила.
— Я понимаю, что тебе нужно дождаться Тобо, прежде чем позволить пленникам покинуть равнину, — проскрипел Гоблин. — Но почему мы, все остальные, не можем пойти вперед? Мы же не делаем ничего полезного, а просто торчим тут.
— Вы делаете то, что я вам приказываю. А теперь помолчи. Пока я не заткнул тебя кляпом.
Я и сам проявлял нетерпение, пока Тобо наконец-то не прибыл. Он был связан ограничениями обычного путешествия. У нас больше не было ковров-самолетов, хотя и оставалась надежда, что Ревун сумеет смастерить парочку, когда его разбудят. (Никто еще не пытался.) А теперь появилась еще и вероятность, что мы овладеем секретом летательных столбов Ворошков.
Тобо примчался к нам на супержеребце, который считал своей хозяйкой Дрему. Когда-то Госпожа, будучи еще владелицей Башни у себя на севере, вывела таких жеребцов для себя, и несколько их попало на юг вместе с Отрядом. Этот был последним из уцелевших.
— Сколько эти жеребцы живут, дорогая? — спросил я Госпожу, завидев подъезжающего Тобо.
— Лет сорок. Самое большее. Этот свое уже почти прожил.
— А выглядит весьма резвым. — Хотя животное и промчалось сорок миль, оно казалось почти бодрым.
— Я хорошо работала в те дни.
— И теперь по ним скучаешь.
— Да, — Мне она лгать не станет. Или меньше любить меня из-за того, что ей хочется стать такой, какой она когда-то была. Насколько я могу судить, она никогда не сожалела о содеянном — ни о хорошем, ни о плохом. Хотел бы я сам быть таким.
Тобо спешился у самых врат. Я провел его через них, и он сразу принялся за дело, только сперва улыбнулся и помахал отцу и дядюшке Дою:
— У вас пятеро пленников? И все опытные колдуны?
— На сей счет ничего не знаю. Вполне может статься, что они полные бездари. Но они летают на этих столбах и одеты в какую-то суперткань, которой, по словам Гоблина, можно манипулировать, отдавая мысленные приказы. Так что можешь считать, что насчет осторожности я тебя предупредил.
— Мы можем с ним общаться?
— К нам попали два брата, чей отец общался с Бовок и управлял ею, пока она была в Хатоваре. Он мог заставить Бовок принимать на час-другой человеческий облик, но удержать ее в нем оказалось ему не по силам. По его мнению, причина заключалась в том, что Меняющий Облик вплел в трансформирующие облик чары обратную связь. То есть она могла становиться человеком, лишь пока он жив. Меняющий ей не доверял. И когда Одноглазый его убил, эта обратная связь сработала.
В любом случае, эти юные Ворошки вертелись рядом с папашей и немного освоили родной язык Бовок. А когда Ворошки взорвали врата, одному из них пришла в голову блестящая идея о том, что он сможет уговорить нас взять и его с собой в какое-нибудь безопасное место. Он прихватил нескольких таких же перепуганных друзей и явился к нам, полагая, что мы говорим на том же языке, что и форвалака. Он тешил себя странной идеей о том, что мы почему-то признаем безоговорочное превосходство Ворошков над собой и примем их как почетных гостей. Ему и в голову не приходило, что могло быть как-то иначе, потому что никак иначе в Хатоваре не бывает. Он наглый, тупой и высокомерный. Да и остальные, похоже, такие же. А братец его еще круче — он даже разговаривать с нами не желает.
Тобо чуть неприятно улыбнулся, очевидно, припомнив похожее отношение к нам хсиенских военачальников:
— Полагаю, их ждало одно разочарование за другим.
— Точнее не скажешь. Для этих детишек жизнь превратилась в невообразимый ад. И я вынужден постоянно напоминать им о том, что они еще живы.
— Так пошли, потолкуем с ними. — Парня возбудил брошенный ему вызов.
Когда мы подходили к пленникам, я предупредил его:
— Все они красавцы и красавицы, но я серьезно считаю, что мозгов у них почти нет. Во всяком случае, доходит до них очень медленно.
Мы остановились в нескольких шагах от блудных детей Хатовара. Они, присев на корточки, сбились в кучку возле дороги, по которой уже шли к вратам, выходя в наш мир, мулы и солдаты Черного Отряда. Лишь у одной девушки хватило амбиции, чтобы поднять на нас глаза. У младшей. Той, которую мы взяли в плен.
Она смотрела на Тобо примерно полминуты. Потом негромко сказала что-то своим товарищам. Те тоже уставились на него. Лишь их вожак и его брат расстались со своей прирожденной высокомерностью. А ведь путешествие было не таким уж долгим и утомительным.
Кажется, они ощутили в Тобо нечто, неочевидное для меня. И это пробудило надежду. Несколько невнятных вопросов на их родном языке.
— Когда они кончат бормотать, скажи им, кто я такой. И можешь не быть абсолютно честным.
— Небольшое преувеличение не повредит?
— А когда оно вредило?
Беседа продлилась дольше, чем я предполагал. Тобо был поразительно терпелив для своего возраста. Он упорно трудился, чтобы заставить Ворошков понять, что они уже не на земле своих отцов, что здесь не важно, кто они такие и кто их родители. И что в нашем мире им придется отрабатывать свой ужин.
Мы прервались, чтобы перекусить. Лишь Ворошки и их охранники остались у врат со стороны равнины.
