Молка Лазарева - Фрейлина специального назначения
— Она ошиблась… Мне было невыносимо скучно…
Я не знаю, какая была реакция на эти слова у магистра — ее мне заслонила непроницаемая деревянная дверь, но в душе я ликовала, чувствовала, что последней фразой зацепила в нем что-то важное.
Первые метры от комнаты Глеба я уходила неторопливым, спокойным, размеренным шагом, мало ли, вдруг он через стены видит! Не хотелось, чтобы мой спектакль провалился, не успев начаться, ведь мы только начали развлекаться… Зато потом, отойдя уже достаточно далеко, я припустила на всех парах в сторону аудитории Горгулия Арсения. Как назло, она находилась в абсолютно другом конце Академии, поэтому путь был нелегок и долог.
Пока бежала по коридорам, постоянно ловила себя на мыслях о Глебе и его поведении. То, что он решил со мной поиграть, как и предупреждала Троя, это однозначный факт, а последний безвкусный поцелуй стал главным доказательством… Такое впечатление, будто у магистра стратегия, как у доктора Павлова, подсадить невинную девушку на поцелуи, а потом ждать, когда она будет прибегать за новой дозой. И все в принципе под эту гипотезу подходило, даже тот развеселый «захват» меня в плен своими загребущими лапками.
О, господи, сколько раз, читая женские романы, я встречала сцену, где главный герой едва ли не силком зажимает героиню, а та сопротивляется, но потом сдается, и следом идет романтический поцелуй. Самое дурацкое, когда читала, была уверена, что это суперкруто и я тоже так хочу… И вот на тебе, полный облом по всем статьям. Сбылась мечта идиотки, вот она, эта сцена, со мной в главной роли, и мне абсолютно не понравилась. Может быть, меня Глеб как-то неправильно схватил? Или я сломала сценарий слишком быстрым согласием, а надо было полчаса поныть, пореветь, попытаться вырваться, высказать Глебу, что он моральный урод и прочее. Зато потом он бы добился стандартной психологической реакции — Стокгольмского синдрома, где жертва влюбляется в своего похитителя, насильника и так далее. Вот уж нетушки, я не согласна.
Прокручивая в голове все произошедшее, я убеждалась в том, что поступила самым наилучшим образом. Если магистр действительно игрок, то после последней фразы он должен почувствовать азарт. Такое мое поведение только должно распалить его интерес, кто знает, какие у него еще сюжеты из любовных романов в арсенале имеются.
В какой-то момент размышлений я поймала себя на нетипичном поведении. Ведь по сути я начала игру с огнем. Подлила бензина в костер и спокойно ожидаю, обожжет он меня или сдержится. Начала ощупывать пределы допустимого в рамках этой игры. Ищу грань, до которой мне все простят, а после наступит точка невозврата. От этих мыслей я почти рассмеялась вслух. Ведь они означали только одно — я и сама начала играть, и мне, вопреки сказанному, ни разу не было скучно, а очень даже весело…
В таком настроении я, наконец, дошла до аудитории Горгулия. Хотя в классическом понимании аудиторией это никогда и не было. Едва я приоткрыла заветную дверь, передо мной появился старинный, полуразрушенный, с высокими потолками зал, в таких раньше наверняка проводили пышные балы и важные приемы, но потом, видимо, что-то пошло не так. Сейчас от былого великолепия остались лишь разрушенные колонны, беспорядочно лежащие на полу, и огромная люстра с хрустальными висюльками, которая по немыслимому чуду нерушимо висела здесь, по слухам, уже не первую сотню лет. В этом зале никогда не стояли парты, обычно, приходя сюда на уроки истории, мы просто рассаживались на холодный мрамор колонн, подкладывая под себя одну из подушек, горкой лежащих у входа специально для этих целей.
— Господин Арсений! — эхом разнесся мой оклик по залу.
Вечером, когда зал пустует, здесь было жутко, казалось, вот-вот из ниоткуда должна появиться армия привидений и нагнать на всех живых смертельный ужас. А так как из живых здесь только я, от этого становилось еще более не по себе.
— Господин Арсений! — решила повторить свой зов.
Из дальнего левого угла зала послышалось шуршание, в этом звуке я узнала скрежет разворачиваемых каменных крыльев Горгулия. Не теряя времени, я побежала на звуки, огибая обломки каменных колонн по широкой дуге.
Преподаватель обнаружился на своей жердочке, он сидел нахохлившийся, словно воробей на морозе, и ожидал, пока я до него добегу.
— Доброй ночи, Савойкина, — бесстрастно поприветствовал он. — Чему обязан?
— Господин Горгулий, мне сообщили, что мой кот, Лорд фон Мурз, может находиться у вас. — Я посмотрела на «каменюку» молящими глазами. — Ему грозит смертельная опасность, поэтому мне необходимо его найти. Помогите, пожалуйста.
От удивления на лице Арсения аж надбровные дуги трещинами пошли:
— А можно поподробнее?
Больше чем за месяц обучения мы с однокурсницами поняли — Горгулий очень любопытен, и когда его что-то удивляет, он готов душу дьяволу продать, но узнать, в чем же заключается секрет. В этом не было ничего странного, преподавателю насчитывалось уже более трех тысяч лет, из которых почти все время он проработал каменной статуей в различных дворцах королевств. Всю историю этого мира он видел своими глазами, слышал своими ушами, знал почти всех исторических фигур лично. Но все проходит, и пятьсот лет назад Арсений начал разрушаться и стареть, его уже не приглашали работать украшением дворцов или садов, в общем, списали в утиль. И тут хитрый «каменюка» сделал ход конем. Устроился преподавать историю в Военную Академию Магии, кому как не ему знать этот предмет лучше всех. Он же живой свидетель, так сказать. Здесь с Арсения, как с ценного сотрудника, в буквальном смысле слова сдували пылинки, регулярно замазывали трещинки, а добрые курсанты носили взятки в виде бутылей с валерьянкой, к которой у Горгулия была нежная любовь. Вот и сейчас от преподавателя несло настойкой, а значит, Лорд фон Мурз тоже был где-то рядом.
— Герцог Эридан пригрозил, что убьет кота, если я не найду и не запру его в своей комнате до полуночи. Он высказал опасения, что кот может сорвать присягу.
— Не верю, — правое каменное крыло прикрыло Горгулию зевающий рот. — Быть такого не может!
Пришлось показать преподавателю письмо от начальника СБ. Арсений пробежался по строчкам каменными зрачками и едва не выронил челюсгь.
— Дела-а-а… — протянул он. — Чтобы Эриданчик на кота покусился, он же так любит животинушек. Я ведь его еще маленьким помню. Такой милый мальчик — волосенки белобрысенькие, штанишки коротенькие, и все с живностью бегал. То драконенка притащит слабенького, крылышко ему перебинтует, то крысу горную покормить норовит. Как вспомню — аж слезы наворачиваются от умиления.
