Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы
Как тетушка смотрела! Видимо, я его уже и в руки бы брать не должен. Ан нет.
Та часть, что демон, и правда ощущает какое-то неудобство. Небольшое такое.
А человеку вообще все безразлично. Я ведь по матери — маг огня. Сильное светлое пламя моя стихия и кровь. А против огня Светлый ничего не имеет, куда ему!
— Поцеловать, сын света, и поклясться на нем, что будешь говорить правду и только правду, — сухими листьями шелестит холоп.
Я задумываюсь на минуту.
А потом достаю из кармана платок и принимаюсь тщательно протирать медальон.
— Алекс, ты что делаешь?
— Дядя, у меня же здоровье слабое, — на весь двор заявляю я. — Мало ли кто его до того слюнявил?
— Се святой предмет! — возмущается холоп. Ну, получи… по святости!
— Так слюни-то на нем святым не принадлежат, — не соглашаюсь я.
Крыть нечем. По рядам придворных летят смешочки, я наконец оттираю медальон до блеска — и смачно чмокаю чуть ли не взасос.
— Клянусь! Говорить правду и только правду.
— Ты — колдун? — тут же спрашивает холоп.
Медальон я ему протянул обратно, но холоп качает головой, мол, держи, так что я чешу затылок и отказываюсь наотрез:
— Нет. Не колдун.
Я же полудемон! О чем тут речь? Колдун — это другое, это когда человек, не обладая силой, заключает договор с преисподней — и получает от нее кучу плюшек с начинкой из навоза. А я так не делал, меня самого сделали.
— Ты убил несчастных из-за золота?
— Нет!
Это — к призракам.
— Но ты причастен?
— Конечно!
Придворные принимаются перешептываться, дядя дергается на троне, королева вспыхивает от радости. Но развернуться я ей не даю.
— Они ж на мои деньги покушались, так что я по-любому причастен!
А медальон как ощущался безразличной пустой железякой, так и продолжает ощущаться. Хотя видел я, как клятвопреступники и пальцев от него отнять не могли, пока руки не обугливались, и просто ожоги видел…
Хоть наши святые холопы и говорят, что магия — зло, да вот сами ею пользуются кто во что горазд И Рене мне рассказывал, что ежели б про него храмовники узнали — точно к себе загребли бы.
Твари лицемерные.
Интересно, почему на меня не действует? Надо бы подробнее узнать…
Тетушка задает еще несколько вопросов, я отвечаю — и все честно, все бесполезно. Приходится холопу удалиться несолоно хлебавши. А я ставлю себе галочку. Прижать им хвосты как можно скорее. К ногтю.
Разумеется, все долги с Альтверина и Рвейна тут же списываются. А соседи становятся ну очень почтительны с Шареном.
Мне, впрочем, было не до него. На меня начала охоту Руфина.
И вот тут-то мне приходится несладко.
Принцесса отирается рядом, смотрит томными глазами, прикасается ко мне при всяком удобном случае, за трапезой мы сидим вместе и только вместе…
Проклятая липучка просто сводит меня с ума!
Сказать, что она мне не нравилась?
Да я бы лучше с жабой на кочке, чем с Руфиной в спальне. Но атака продолжается день за днем, так, что я чувствую себя смазливой служаночкой перед взводом гвардейцев.
Алекс, можешь называть меня просто Руфи, мы же родственники.
Алекс, ты так мужественно выглядишь…
Алекс, если у тебя нет девушки, я буду танцевать с тобой все танцы на балу…
Тетка поглядывает, словно кошка на воробья, дядюшка ничего не замечает, Андрэ хмурится, а мне впору из окна прыгать.
Стерва этакая!
Пары недель мне хватает, чтобы дойти до точки кипения. Я уже собираюсь устроить дамочке несчастный случай — а то чего ж нет? Рано или поздно Руфину все равно пришлось бы убить, но как?
Из принцессы так легко сделать ангела, несвоевременно отправившегося на тот свет…
Но мне-то надо, чтобы Рудольф выпил сполна и боль, и позор… к тому же чем грязнее предыдущий правитель, тем чище новый. Закон политики, знаете ли! Кто бы ни взошел на трон после тирана и деспота — поначалу его все равно будут любить. Для меня это очень важно.
Так что же делать?
Вопрос терзает меня непрерывно, но не так, чтобы очень долго. Ровно до того дня, как Руфина переходит в решительную атаку.
* * *В этот раз бледная моль поджидает меня в спальне, учтя печальный опыт с Томми. Причем сидя на кровати. Я невольно складываю матерную конструкцию из трех этажей с чердачком. Войди кто — мне ж не отмыться! И что делать?
— Руфи? Что случилось?
— Алекс, нам надо поговорить.
Все выглядит настолько отрепетированно, что меня смех пробирает. Ей-ей, девчонки в борделе держались намного естественнее, а вот Руфина так закатывает глаза, что рука за водичкой сама тянется — в лицо побрызгать. Опять же — нельзя. Краска потечет ручьями. Да, госпожа Элиза меня в этом отношении быстро просветила. Буквально к себе вызывала девиц и показывала, как из акулы русалку лепят. Краска здесь, одежда там… интересный опыт.
— Слушаю.
Близко я не подхожу, от греха. Руфина прикладывает руку к тому месту, где должна была быть грудь, колыхает рюшками и подкладками.
— Алекс, я так страдаю… Ты знаешь, что мой муж недвижим!
— Я тебе тоже очень сочувствую.
Может, стоило добить? Чтобы они вместе не страдали?
— И мне совершенно не с кем поговорить.
Мать, отец, брат… да тот же супруг, уши-то ему не парализовало? Но поговорить не с кем! Факт!
— Это так печально…
Руфина приближается неотвратимо. Я осторожно маневрирую, стремясь оказаться поближе к двери… ну или хотя бы к окну. Если что — ей-ей, выпрыгну! Жить хочется!
— Алекс, обними меня пожалуйста. Так хочется почувствовать себя защищенной…
Ну, нет, на это я не подписывался!
Или?..
— Нет-нет, я никак не могу! Что о нас подумают, если сюда кто-нибудь войдет?
Руфина явно задумывается:
— А как же…
Мне это просто понравилось! А как же? А вот так же…
То есть дамочка и мысли не допускает, что она мне не нравится. Я должен стонать от счастья и восторгаться при одной мысли обнять эти мощи?
Ага, как же!
Я даже рыбу предпочитаю морскую — в ней костей меньше.
— Я полагаю, что место для утешения выбрано неподходящее, — проникновенно сообщаю я.
Глаза Руфины стекленеют, видимо, действует неотразимое демонское обаяние. Пусть Аргадон — не суккуб, но такие силы и ему доступны. И мне по наследству…
— Это потому, что такое дело надо доверять мужчинам. Именно мы знаем, как лучше устроить свидание, где и когда…
— А-алекс?
Я посылаю принцессе улыбку.
— Доверься мне, Руфи. Я не подведу…
И мягко выставляю ее из комнаты: Вот так, и дверь на засов. Тяжелый, увесистый, ф-фу-у-у!
