Симранский Цикл Лина Картера - Майерс Гари

Выше щитов и арф виднелись живописные портреты героев славных старинных преданий. Но мелкими казались все легендарные победы, ибо намного превосходили их подвиги Каморака и его воинов; и даже добыча, полученная в семидесяти выигранных Камораком битвах и выставленная напоказ в зале, казалась его воинам ничтожной по сравнению с тем, что грезилось им в их юных мечтах и что они твёрдо вознамерились стяжать.

Выше картин сгущалась тьма, потому что спустился вечер, а свечей, качавшихся под крышей на тонких цепях, ещё не зажгли; казалось, будто в здание встроили кусок ночи, как, бывает, встраивают в стену часть природной скалы. И сидели там все воины Арна, а народ Веальда дивовался на них; не было среди витязей ни единого старше тридцати лет, и все они были искусны в ратном деле. А во главе воинства сидел Каморак, в полном блеске своей молодости.

На борьбу с Временем нам положен срок в семь десятков лет или около того, но в первых трёх схватках противник сей ещё хил и слаб.

А на том пиру был один предсказатель, провидевший ход Судеб, сидел он не на почётном месте, а среди простого люда Веальда, ибо Каморак с дружиной не боялся Рока. И когда мясо было съедено и обглоданные кости сдвинуты в кучи, встал со своего места король; окружённый рыцарями, опьянённый вином и блеском своей молодости, обратился он к предсказателю:

— Вещай!

Огладив седую бороду, поднялся тогда предсказатель и осторожно молвил:

— На путях Судьбы есть события, сокрытые даже от глаз прорицателя, зато видны ему другие, которых остальным людям лучше бы и не видеть; мне известно много такого, что даже не хочется предсказывать, а есть и такое, чего мне нельзя открыть под страхом вечной кары. Но одно я знаю наверное и выскажу прямо: никогда вам не бывать в Каркассоне.

Тут же поднялся гул голосов, толкующих о Каркассоне, — одни слыхали о нём то ли в сказаниях, то ли в балладе, другие о нём читали, а третьи видели его во сне. Тогда послал король Арлеона, сидевшего по правую его руку, в гущу жителей Веальда, чтобы Арфист послушал то немногое, что говорилось о Каркассоне. Но воины рассказывали о завоёванных землях — кто о неприступной крепости, кто о дальних краях, — и клялись, что дойдут до Каркассона.

Через некоторое время Арлеон вернулся и сел по правую руку короля; подняв арфу, он запел песнь о Каркассоне. Далеко тот край, очень, очень далеко тот город, окружённый крепостными валами, вздымающимися один за другим; за крепостными валами поблёскивают мраморные террасы, а на террасах сверкают под солнцем фонтаны. Туда, в Каркассон, улетели от людей короли эльфов и феи; однажды вечером в конце мая, затрубив в свои волшебные рожки, они построили город. Каркассон! Каркассон!

Бывало, он являлся путешественникам, словно сон наяву, вдали на холме блестела под солнцем его твердыня, но потом откуда ни возьмись наплывали вдруг тучи или мгла; никому не удавалось подолгу смотреть на город или приблизиться к нему; впрочем, однажды случилось каким-то людям подойти к нему вплотную, до их лиц долетел печной дым, один случайный клуб дыма, не более, но они утверждали, что печь топили кедровыми дровами. Пришельцам помстилось, что живет там колдунья, бродит одиноко по дворам и коридорам мраморных дворцов, по-прежнему пугающе прекрасная, несмотря на свой восьмитысячелетний возраст; распевает вторую древнейшую песнь, которой научило её море, и от одиночества из глаз её, способных свести с ума целые армии, льются слёзы; но она всё равно не отзывает домой своих драконов — Каркассон строжайше охраняется. Порою она плавает в мраморном бассейне, в глубинах которого бежит бурная река, или целое утро лежит возле прохладной купели, медленно обсыхая на солнце, и глядит в водную глубь, волнуемую мощным потоком. Из неведомой ей дальней дали несётся он сквозь подземные пещеры и, появляясь на свет в бассейне колдуньи, вновь уходит в землю и бежит дальше, к своему морю.

По осени воды потока, бывает, темнеют от снега, растаявшего ещё весною в горах на краю земли, или же несут на поверхности прекрасные цветы, опавшие с горных кустов.

Когда вода в бассейне окрашивается кровью, волшебница понимает, что в горах идёт война; но ей неизвестно, где находятся эти горы.

Стоит ей запеть, из чёрной земли, утверждает молва, начинают бить фонтаны, когда она принимается расчёсывать волосы, на море поднимается буря, когда колдунья сердится, волки, осмелев, стаями спускаются к хлевам, а когда она печалится, море печалится тоже, и печаль их нескончаема. Каркассон! Каркассон!

Это самый прекрасный город из всех, какие только видело Утро; заметив его, Солнце вскрикивает от восторга; а Вечер, умирая, льет слёзы, расставаясь с Каркассоном.

И Арлеон поведал им, сколько страшных опасностей подстерегает всякого, кто приблизится к городу, а дорога к нему неведома, так что отчаянный подвиг этот по плечу лишь настоящим рыцарям. И тут все рыцари встали и воспели сей великий подвиг. А Каморак поклялся богами, воздвигшими Арн, и честью своих воинов, что, живой или мёртвый, но он до Каркассона дойдёт.

Тогда поднялся предсказатель и, отряхнув и расправив одежды, вышел из зала.

И Каморак сказал:

— Предстоит многое обдумать, о многом посоветоваться и запастись провизией. В какой же день выступим?

И воины дружно крикнули в ответ:

— Сей же час!

И Каморак улыбнулся на это, потому что он лишь испытывал их. И тогда они сняли со стен своё оружие — Сикорикс, Келлерон, Аслоф, Уоул по прозвищу Топор, Хугенот-Нарушитель-Мира, Уолвуф-Отец-Войны, Тарион, Лурт-Боевой-Клич и многие другие.

Паукам, сидевшим в углах звеневшего голосами зала, и во сне не снился тот ничем не тревожимый покой, который их ждал впереди.

Вооружившись, дружина построилась и вышла из замка, а впереди всех шёл Арлеон и пел о Каркассоне.

Жители же Веальда, насытившись, встали и отправились назад в свои хижины. Они не испытывали ни малейшей нужды в войнах и необычайных опасностях. Им хватало вечной борьбы с голодом.

Долгая засуха или суровая зима — вот с чем они сражались не на живот, а на смерть; если в овчарню забирался волк, для них это было подобно падению крепости, а гроза, под которой полегали хлеба, была для них коварной вражеской вылазкой. Насытившись, они медленно брели домой, наслаждаясь перемирием с голодом, а над ними раскинулся полог звёздной ночи.

И на фоне сияющего звёздами неба зачернели круглые шлемы воинов, поднявшихся на горный кряж, а потом, в долине, нет-нет и вспыхивали на стальных шлемах звёздные блики.

Воины двигались за Арлеоном на юг, откуда всегда летели легенды о Каркассоне; так они и шагали в звёздном сиянии, Арфист же шёл впереди и пел.

Когда они отдалились от Арна настолько, что уже ни звука не долетело до них из города, и даже звона колокольного не слышали они, и свечи, допоздна горевшие в высоких башнях, уже не слали им свой печальный привет, в глухие часы этой дивной ночи, убаюкавшей всё вокруг, усталость охватила Арлеона, и вдохновение покинуло его. Но отлетело оно не сразу. Исподволь возникало сомнение: а той ли дорогой идут они в Каркассон? Певец остановился ненадолго, подумал и снова вспомнил дорогу; но уверенность его сменилась мучительными усилиями припомнить старинные пророчества и песни пастухов об этом дивном городе. И тут, когда Арлеон повторял про себя слова песни, что пел странник, слышавший её от пастушонка, пасшего коз на склоне горы где-то в далеких южных краях, усталость окутала его напряжённо работавший ум, словно снег, что падает на извилистые, шумные даже ночью городские улочки, и всё сразу стихает.

Он остановился, и воины столпились вокруг. Они прошли долгий путь мимо огромных дубов, одиноко росших там и сям, словно великаны, вышедшие подышать ночным воздухом, прежде чем свершить свой неслыханный подвиг, а пока что недвижно стоящие на опушке тёмного леса; стволы их походили на огромные колонны в каком-нибудь египетском храме, где бог, в одном из своих ранних воплощений, принимал хвалы людские; вершины дубов привычно клонились по воле древнего ветра. Тут воины стали лагерем и развели костер из ветвей, высекая кремнём искры над грудой сухого папоротника. Сняв оружие, они сели вокруг костра, а Каморак встал и обратился к ним с речью. И сказал Каморак: