Андрей Павлухин - Апофеоз синего будильника
Очередная записка гласила: «Заплатить за газ».
Федот не пользовался газом. В его комнате стояла электрическая плитка, на которой он грел воду для «роллтонов» и жарил яичницу на чугунной, замызганной кетчупом сковороде. Несмотря на это, предписания владельца требовалось соблюдать.
Он нехотя натянул драные черные джинсы с увесистой цепью на поясе, черную же байку со знаком анархии, недельной давности носки и любимые «гриндерсы». Пошел в банк и заплатил по счетам (деньги, как всегда, лежали в тумбочке, которую Федот окрестил Вратами).
На обратном пути он приобрел с десяток попсовых дисков и один коробок спичек. К обряду следовало готовиться заранее.
Вечером следующего дня, помолившись Заратустре (молитва являлась, по сути, римейком «Отче наш»), Федот возжег погребальный огонь. К нему забрел растаман Джаджа, некогда медбрат Олег, подкинул в пламя кассету «Союз-24» с «лучшими и новыми хитами», протянул Федоту косяк:
— Воскурим, брат.
— Воскурим.
Джаджа носил традиционные дредды и цветастую вязаную шапочку, бриджи, выгоревшие на солнце (некогда зеленые) и майку с портретом комманданте.
— Вавилон наступает, — задумчиво молвил раста.
— Как всегда.
— Нет, — Джаджа помотал головой. — Не как всегда. Зло грядет, оно хочет захлестнуть нас. Вавилон шлет своих псов.
Федот затянулся.
— Ты слышал о собирателях душ?
Вопрос озадачил панка.
— Никогда.
— Нежить. Порождения тьмы. Они собирают, жнут слабые души и складывают в древний священный сосуд. Глиняный, как правило, с печатью Тота. Когда сосуд наполнится, а вмещает он шестьсот шестьдесят шесть душ — распахнутся врата в Вавилон.
— И…что? — Федот затаил дыхание.
— Мир напитается злом.
Федот почесал небритую щеку.
— Ты смотрел когда-нибудь…сериал?
— Что? — Не догнал Федот.
— Сериал. Высшее проявление попсового зла, конгломерат тупой масс-культуры. Главное и самое убойное оружие Вавилона.
— Ах, вот ты о чем…
— Верно. Молодец, что догадался. Теперь представь, что все люди живут по мыльным законам. Словно ты на съемочной площадке в Бразилии. И нет спасения, лишь горстка избранных способна узреть кошмар.
Федот представил. И ужаснулся.
— Что нам делать, Джаджа?
Раста вытянул руку.
— Кто-то собирает души, Федот. Здесь, рядом с нами. Струится негативная энергия. Грядет день…
— Что делать? — Отчаянно воззвал Федот.
— Вначале добьем, — Джаджа выпустил облачко дыма. — Затем решим. Натура твоя двойственна, Федот, но ты движешься в правильном направлении.
Краеведение
В середине тринадцатого столетия славянские земли охватила волна междоусобиц. Летом 1242 года князь Владимир Отмороженный набрал дружину и покинул N, больше его никто не видел. В летописях, найденных историками в монастыре блаженного Кондрата Чумотворца, этот факт служит первым упоминанием о райцентре. Далее летописи надолго замолкают, до самой осени 1313-го, когда подробно описан случай проклятия некоторой местности. Доподлинно известно, что ныне здесь стоит и безуспешно функционирует хлебозавод. Но так было не всегда. До революции тут находилась мануфактура, производящая шерстяные носки; с 1756 по 1813 годы — скотный двор помещика Дрючкина; а в 1313-м — публичный дом, именуемый в народе «греховное строение» (тут возникают сложности перевода на современный язык словосочетания «блудна хата»). Дождливой осенью мимо тех мест проходил кудесник Мудрила Жмуровский, о котором сказано, что он чернокнижнижник, умеет гнать самогон из древесных стружек, и занимается «моровым ложескотством», некой извращенной разновидностью зоофилии. N-ское же заведение славилось разнообразием предоставляемых услуг, как не без удовольствия отмечает летописец. Мудрила, естественно, решил заглянуть на огонек, где, согласно первоисточнику, потребовал мертвую козу. Оную ему предоставили, но умертвлять отказались. Тогда злой кудесник, видимо, в назидание, попросил книгу жалоб. Далее расследование уводит нас в городской архив, где хранится упомянутый документ — берестяная грамота с нарисованным кровью детородным органом — проклятием сих мест. Стереть его невозможно, равно как и уничтожить саму бересту. По легенде снять заклятие может лишь…Дальше документ (церковная хроника N-ской епархии) заляпан кетчупом. Известно, что «блудна хата» вскоре была сожжена старообрядцами, на скотном дворе помещика Дрючкина часто дохли свиньи, а мануфактуру в восемнадцатом году разнесли из крупнокалиберных пушек белогвардейцы, выбивая с укрепленных позиций комиссара Мудакова, прадеда Зоси, чья фамилия изменена в лучшую сторону. Что касается хлебозавода, то он пока держался, глобальных бедствий на его территории не происходило…
Кладбищенский сторож Фрол в свободное от ночных дел время серьезно занимался краеведческой деятельностью. Его заинтересовала личность Мудрилы Жмуровского, он проследил родословную этого героического персонажа и пришел к выводу, что является его потомком. Вот оно — подтверждение его теории о врожденной склонности к некромантии…
Немалый интерес представляет также история переименования местного колхоза, который в доперестроечные времена назывался «Левой ногой вождя». Бывший председатель колхоза, невинноубиенный Захар, проявил неожиданный интерес к исследованиям Фрола. Историческая правда попрана, понял Захар. Вот он, документально зафиксированный исконный символ его малой родины, мужское начало «инь», загнутый волосатый лингам.
Довольный председатель покинул кладбище и отрубившегося от обилия выпитого Фрола, чтобы заняться оформлением документов. Тут ему пришлось столкнуться с определенными трудностями. Начальство Захар обманул, сказав, что лингам — это первобытный дух мудрости, чье капище якобы обнаружено в окрестностях Полуночного Гнездилова. Наши предки испокон веков поклонялись лингаму, увещевал Захар секретаря райкома, приносили ему жертвы, мастерили обереги-лингамы — еще в дохристианскую эпоху…
Секретарь нехотя согласился на переименование — отчасти, чтобы выйти из запоя, в который его втянул Захар по случаю дебатов.
Отправленная год спустя археологическая экспедиция не только ничего не откопала, но даже не вернулась, сгинув в окрестностях хлебозавода. Следствие за отсутствием улик быстро закрыли.
Клубное движение
Субботний вечер в деревне Полуночное Гнездилово обычно начинался со злоупотреблений.
Степан пинком распахнул дверь бара «Грустные ягодички» и хозяйским взглядом осмотрел помещение. Несколько посетителей уныло поглощали ядерные жидкости, намешанные в Адском блендере. Посреди зала стоял бильярдный стол, вокруг коего расхаживали снаряженные киями Дормидонт и Евхим. Поскольку на столе вместо шаров были разложены закуска и выпивка, Степан решительно отказывался понимать смысл происходящего. Дормидонт, лаборант с фермы, был плюгавым приземистым старичком, отменно разбирающимся в доильных аппаратах. В свободное время он сочинял поэмы, и вроде бы где-то публиковался…Евхим, напротив, был высок и широкоплеч, никогда не брился, ходил в ушанке и валенках (даже летом), за пазухой держал камень, а изо рта у него воняло луком. Часто сельчане видели Евхима с бензопилой «Дружба» режущим дрова очередной немощной старушке, ибо Евхим — потомственный лесник, а лесники пьют много, а получают не очень. С Дормидонтом его связывали давние дружеские отношения.
