Александр Сивинских - Звезды на эполете
— Так значит, зря вы меня пугали. Будущее мое вполне безоблачно, — сделал вывод Николай. — Главное, не прекословить шайке ваших бывших соратников, верно?
Тэсса посмотрела на него исподлобья и ничего не ответила.
* * *Возле «кроличьей норы» их поджидали.
Если бы Николай не видел, какие отверстия способен проделывать своими полудюймовыми пулями кольт Тэссы, то решил бы, что это та же самая троица, которая осталась гнить на месте ночевки. Только успевшая обзавестись за время разлуки страшенными тесаками наподобие трехлезвийных серпов с длинными рукоятками.
Бляйды даже не успели вскочить с поваленной лесины, где мирно покуривали, когда Тэсса начала стрелять. «Единорог» грохнул дважды — и два долговязых оборванца обзавелись великолепной сквозной вентиляцией черепов. Третий раз револьвер щелкнул впустую, потом еще раз… Коперник успел подумать, что Тэсса зря при знакомстве демонстрировала ему возможности кольта, — и тут последний противник оказался рядом с нею. Эльфийка уклонилась от размашистого удара «тройником», попыталась провести подножку, но и враг был не лыком шит.
А затем… Коперник и сам толком не понял, что на него нашло. Гусарство какое-то. Адреналин ударил в голову. Дурацкое противопожарное ведро, уже опустевшее, все еще находилось при нем. То есть, опустело оно не совсем — в нем лежала злосчастная книжица про константы власти. Черт его знает, зачем Николай волок это ведро? Психология человека, похищенного чешуйчатой эльфийкой с раздвоенным языком, золотым эполетом на лохматой шинели и вооруженной револьвером «Единорог», отличается непредсказуемостью. Может, он берег ведро как талисман и последнее напоминание о малой родине? Так ведь не была Дикая Деревня ему родной, да и настоящим талисманом этот облупленный жестяной конус служить тоже не мог…
Как бы то ни было, конструктор Николай Коперник хорошенько размахнулся и с воинственным криком: «На тебе, сука!» врезал противнику Тэссы ведром по косматой башке. В аккурат по родимчику. Как уже говорилось, ведро было пустым, поэтому удар вышел не столь сокрушительным, как хотелось Николаю. Да и шевелюра у парня оказалась плотной, вроде кошмы. Бляйд пал на колено, зашипел и махнул своим оружием назад.
Ни защититься, ни отскочить Коперник не сумел. Острие одного из серпов вошло ему в бедро. Неглубоко, миллиметров на сорок.
От неожиданности Николай ухватился за рукоять «тройника» обеими руками и стал держать. Ему было не столько больно, сколько страшно, что лохматый окажется сильней и, выдергивая лезвие из раны, отхватит полноги. Боль тоже возникла, и жуткая боль, но случилось это чуть позже.
Бляйд молча потащил оружие на себя. Для своего роста и телосложения он был довольно слаб, однако даже малейшее движение острой железяки внутри живой мышечной ткани приносило Николаю нешуточные страдания. Коперник дико завыл. Эхо его вопля разбилось о выступы и впадины Овечьего камня и угасло.
Пока они, точно детишки, ссорящиеся из-за игрушки, тянули оружие каждый в свою сторону, Тэсса спокойно перезарядила револьвер, приставила ствол к затылку верзилы и спустила курок. На лицо и грудь конструктору плеснуло горячим. Серп, резко отпущенный убитым, еще глубже вошел в ногу Коперника.
Николай пискнул: «Ой, ё!» — и отключился.
* * *Они плыли куда-то в лодке, похожей на гигантский фасолевый стручок. За кормой бурлило и клокотало: два здоровенных бобра слаженно били хвостами-лопатами, толкая суденышко против течения.
В ярко-белых, почти алебастровых небесах не было солнца, зато трепетали, наползали друг на друга и скручивались спиралями титанические полотнища северного сияния — такого, должно быть, не видывал и гениальный однофамилец Николая. Деревья вдоль берегов реки качали резными, как у папоротника, листьями, свисающие до земли плети оранжевых и желтых соцветий источали одуряющие ароматы меда и корицы. Из воды то и дело выпрыгивали рыбешки и стремительно пролетали над лодкой, роняя на лицо Копернику прохладные капли с длинных узких тел.
В Беловодье буйствовала весна.
Николай полулежал на расстеленной лохматой шинели, а прекрасная нагая чешуйчатая Тэсса щипала из шинельной ткани корпию, жевала ее и обкладывала полученной массой рану Коперника. Она утверждала, что в слюне речных эльфов содержится мощнейший антисептик и антибиотик, и что уже через неделю Николай станет как новенький. И тогда они вдвоем залатают прорехи в здешней мировой ткани, а затем сконструируют по безупречным ГОСТам новенький эдем уже для себя. Это будет уютное местечко: пропорциональное, уравновешенное относительно всех исходных осей, максимально приспособленное для полнокровной жизни — и, разумеется, без бляйдов.
А мужественный Николай молча кривился от боли и убеждал себя в том, что речные эльфы Беловодья сочтут неразумным принесение какого-либо вреда комплекту, состоящему из конструктора Коперника и «Полного перечня констант Власти».
И еще в том, что Тэсса захочет когда-нибудь принять перед ним ту волнующую позу, что подобна элементу сакрального индийского танца…
