Урсула Ле Гуин - Сон Ньютона
– Точно в исторических видиках, – продолжила Триз, – знаешь, как те люди, которые жили до пустыни в этой… как ее там? – Африке, вот. Вот такая она была. Как те голодающие. Слушай, может, какая-то авария случилась, а нам ничего не сказали? Может, солнечная буря? А эта женщина вроде как обгорела и с ума сошла и теперь прячется?
Триз и Линда были совсем не глупы – без сомнения, КИ у них переваливал за 150, как и у всех, – но они родились в Колонии. Они никогда не бывали вовне.
А Эстер была. И помнила. Розе присоединились к проекту, когда ей было семь лет. И она многое помнила из прошлой, городской жизни. Филадельфия: тараканы, дождь, сирены экологической тревоги и ее лучшая во всем доме подруга, Савиора, у которой было десять миллионов крохотных косичек и каждая завязана красной ленточкой с синей бусинкой. Ее лучшая подруга во всем доме, и в школе, и во всем мире. Пока ей не пришлось переехать в Штаты, а потом в Бейкерсфилд и проходить обеззараживание, избавляться от всего: от бактерий, и вирусов, и грибков, от тараканов, радиации и дождя, от красных ленточек, и синих бусинок, и ясных глаз. «Да я буду смотреть за тебя, слепышка, – говорила Савиора, когда Эстер не помогла первая операция. – Я буду твоими глазами, ладно? А ты станешь моей головой, особенно по арифметике».
Странно, что спустя десять лет ей так ясно помнились эти слова. В ушах стоял голос Савиоры: как она выпевает слово «арифметика», так, что слово становится иностранным, непонятным, восхитительно-загадочным, синим и красным…
– А-риф-ме-е-тика, – пробормотала Эстер про себя, проходя коридором, но у нее так не получалось.
Ладно, допустим, что эта «обгорелая» женщина – негритянка. Но это не объясняет, как она попала в коридор С-2, или в Общую, или на площадь во Флориде, где девочка по имени Уна Чен и ее младший братишка видели ее прошлым вечером сразу после выключения солнца.
«Срань какая, – думала Эстер Розе, проходя общей ячейкой, сливавшейся для нее в зелено-голубой фон. – Если бы я только могла видеть. Да что толку? Эта женщина может проходить передо мной прямо сейчас, а я и не обращу внимания, решу, что так и надо. Да откуда у нас взяться „зайцам“? На втором году жизни в космосе! Где она все это время сидела?» И не было никакой аварии. Просто дети играют в кошмарики, пугают друг друга и пугаются сами. Пугаются старых документальных фильмов, черных физиономий, оскаленных от голода, когда все лица в их мирке белые, мягкие, жирные.
«Сон разума рождает чудовищ», – прошептала Эстер вслух. Она изучила весь файл «Шедевры западного искусства» в библиотеке, потому что, хотя мир и даже ОСПУЗ были ей недоступны, картинки она видеть могла, если наклонялась к ним достаточно близко. Гравюры были удобнее всего, они не превращались в путаницу цветных пятен, когда она увеличивала изображение, а оставались осмысленными – четкие черные линии, тени и блики, складывавшие картину. Гойя, вот кто это был. Летучие мыши вылетают из головы спящего на полном книг столе, и надпись внизу: «Сон разума рождает чудовищ» – по-английски, на единственном языке, который она знает в жизни. Тараканы, дождь, испанский – все смыто. Конечно, испанский язык хранился в памяти ЭМ. Как и все остальное. Если хочешь, можно его выучить. Но к чему, если тот же ЭМ может переводить с испанского на английский быстрее, чем человек читает или думает? К чему знать язык, на котором никто, кроме тебя, никогда не заговорит?
Эстер собиралась, придя домой, сказать матери, что переселяется в общежитие для несемейных на Боулдер-Дам. Сегодня и скажет. Как только домой придет. Пора ей убираться. Хуже, чем дома, даже в общежитии не будет. Это невероятное семейство – папа, мама, братишка и сестренка – точно из прошлого века вылезло! Матка внутри матки! А вот и «маточная розочка», героиня космоса, топает домой по пластмассовой траве… Эстер все же дошла до дому, распахнула дверь, обнаружила мать за компьютером в кухне и, сделав героическое усилие, выдавила:
– Шошана, я хочу переехать в несемейку. Мне кажется, так всем будет лучше. Как думаешь, Изя взовьется?
Молчание тянулось долго. Эстер подошла поближе и только тут заметила, что мать плачет.
– О, – пробормотала она, – о… я не знала…
– Ничего, милая. Это не из-за тебя. Это Эдди…
Сводный брат матери был единственным оставшимся у нее родственником. Они поддерживали связь через внешние каналы Сети. Нечасто, потому что Изя решительно выступал против личных контактов с оставшимися внизу, а Шошана не любила перечить мужу ни в чем. Но она проговорилась Эстер, а та свято хранила ее тайну.
– Он болен? – спросила Эстер, чувствуя себя нехорошо.
– Он умер. Очень быстро. Один из БМВ. Белла послала письмо.
Шошана говорила медленно и очень обыденно. Эстер постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, потом подошла и робко коснулась плеча матери. Шошана обернулась, крепко прижала дочь к груди и разрыдалась, бормоча:
– Ох, Эстер, он был такой добрый, такой добрый, такой добрый! Мы всегда держались вместе, всех этих мачех, и подружек, и кошмары, которые мы пережили, я вынесла только благодаря Эдди, он мне помогал, он был моей семьей, Эстер. Он был моей семьей!
Может, это слово и впрямь что-то значило. Наконец мать немного успокоилась.
– Не хочешь говорить отцу? – спросила Эстер, заваривая чай на двоих.
Шошана покачала головой:
– Мне теперь уже все равно, знает ли он о наших с Эдди разговорах. Но Белла просто послала письмо по Сети. Мы не разговаривали.
Эстер подала ей кружку; мать отпила глоток и вздохнула.
– А ты хочешь переехать в общежитие, – проговорила она.
Эстер молча кивнула, чувствуя себя виноватой в том, что бросает мать.
– Наверное. Не знаю.
– Думаю, это хорошая мысль. Во всяком случае, попытаться стоит.
– Правда?.. А он, ну, понимаешь, он не…
– Да, – подтвердила Шошана. – Ну и что?
– Я правда хочу уйти.
– Так иди.
– А он не должен одобрить заявку?
– Нет. Тебе уже шестнадцать. Ты совершеннолетняя. Так гласит Кодекс Общества.
– Я не чувствую себя совершенной.
– Ничего. Ты справишься.
– Просто когда он впадает в раж, знаешь, словно он должен все контролировать, а то все пойдет вразнос, – я сама вразнос иду.
– Знаю. Но он переживет. Даже гордиться будет, что ты так рано начала самостоятельную жизнь. Только пусть покипит и сбросит пар.
Изя их удивил. Он не стал кипеть и взрываться. Требование Эстер он встретил спокойно.
– Конечно. После пересадки глаз.
– После?..
– Ты же не собираешься начинать взрослую жизнь с инвалидностью, от которой можешь избавиться. Это просто глупо, Эстер. Ты хочешь независимости – значит, тебе нужно здоровое тело. Обрети зрение – и лети. Ты думаешь, я стану тебя удерживать? Дочка, да я мечтаю отправить тебя в свободный полет!
