Лейн Робинс - Маледикт
В отдаленных уголках библиотеки, там, куда не проникал свет камина и ламп, послышался звон разбитого стекла, подобный хрусту ломающихся льдинок. Потом — медленные шаги по осколкам.
Движение воздуха ледяной змеей обвило лодыжки Ворнатти, шипя нанесенным снегом.
— Милорд? — раздался с порога голос Джилли. Большой серебряный поднос с лекарствами и выпивкой казался в его руках крошечным. Голос барона заставил шаги замереть.
— У нас незваный гость, — сообщил Ворнатти, с трудом распрямляя спину.
— Кто там? — спросил Джилли, когда снова раздались неторопливые шаги — теперь уже по деревянному полу. Прищурившись от яркой вспышки, взметнувшейся в камине, он поставил поднос на толстый ковер рядом с Ворнатти.
Шаги достигли ковра и растаяли в его приглушающей мягкости. Подхватив шест для книг, Джилли взял его на манер штыка. Крюк смотрел в сторону теней.
— Черт подери, Джилли, брось его! Брось и вколи мне мою элизию. Ублюдок подождет.
Джилли поразмыслил и все же прислонил шест к спинке кресла.
Отвернувшись от тени, он нагнулся и уложил иссохшую руку Ворнатти на свою; элизия заклубилась в стеклянном шприце туманным завитком, напоминая о своем происхождении от эликсира, оставшегося в извивающемся чешуйчатом следу Наги. Выждав, пока жидкость успокоится, Джилли вогнал иглу в похожую на веревку вену старика. Ворнатти с закрытыми глазами ждал, пока Джилли введет лекарство, и со свистом втянул воздух, когда элизия проникла в кровь.
Подняв взгляд, Джилли обнаружил, что они с Ворнатти уже не наедине. В отсвете пламени стоял незнакомец. Всего лишь мальчик — с посиневшими губами, до костей продрогший в заношенной рубашке. Тьма глаз делалась еще глубже из-за окружавшего лицо каскада подстриженных черных локонов — казалось, они расширяли тень за спиной мальчишки. Тонкий шрам рассекал его левую скулу. Правую руку незваный гость прятал за спину.
Ворнатти сверкнул глазами и улыбнулся — как будто перед ним ожила частичка прошлого во всех его непристойных подробностях.
— Что за милый юноша к нам пожаловал? — расслабленно промурлыкал он: боль отпустила, ее сменило нарастающее ощущение блаженства. — Джилли, ты только посмотри, что послали мне боги.
— Помолчи, старик, — предупредил мальчик. Из-за спины его появился меч.
И что за меч! С черным клинком и черным же эфесом. Головка эфеса была из сияющего мусковита, а лезвие столь остро, что края его казались человеческому взору размытыми. Гарду образовывали неподвижные темные крылья — перья хищно щетинились, вызывая ассоциации скорее с кинжалами, чем с полетом. Подобно отголоску осененных богами времен, меч излучал силу — было очевидно, что оружейник был не из смертных.
— Ты Ласт? — Мальчик поднял меч, яркий блеск металла был сродни воинственному сиянию его глаз.
Ворнатти разразился хриплым смехом и хлопнул Джилли по руке, заставив подпрыгнуть от неожиданности.
— Ласт!
От гнева щеки мальчишки заалели. Шрам вспыхнул белым росчерком.
— Не смей насмехаться надо мной. — Он сделал выпад; Ворнатти отбил клинок книжным шестом, не в силах перестать смеяться, несмотря на оставшуюся на дереве отметину.
Джилли сделал шаг, встал между Ворнатти и мечом, и барон успокоился.
— В Грастоне не один знатный дом. Нет, мальчик. Я не Ласт. Взгляни-ка. — И он ткнул концом палки в ковер. — Джилли, убери с дороги свои лапы и принеси-ка нам всем чего-нибудь выпить.
И он снова ударил палкой в пол.
— Видишь, мальчик?
Ковер был сочно-красный с синим; в центре, вышитое золотом, извивалось какое-то мифическое животное.
— Я Ворнатти. Барон Ворнатти — я полагаю, тебе и это неведомо. Подданный Итаруса, ныне живущий в Антире. Зять и счетовод Ариса. На моем гербе крылатый змей. А у Ласта — витые песочные часы, его девиз: «В самом конце лишь Ласт[2]». Чопорный недоносок.
— А кто такой Арис? — спросил мальчик.
— Наш король, — сообщил Джилли, опуская поднос на стол.
— А, этот… — Мальчик внимательно разглядывал искусную вышивку на ковре, домашние туфли Ворнатти, герб, тисненый на корешке забытой на полу книги.
— Ты слушаешь, мальчик?
Мальчик не отвечал. Он рассматривал лицо Ворнатти — дряблую, в старческих пятнах, плоть, темные слезящиеся глаза. Он опустил меч, направив острие в пол.
— Где мне найти Ласта?
— Сначала ответь на мой вопрос: что подвигло тебя искать его с мечом в руке?
Мальчик сдвинул брови; впрочем, ответ барона был столь необходим ему, что он отринул смущение.
— Ласт забрал у меня Януса и оставил меня подыхать. Я отвечу любезностью на любезность: верну Януса и оставлю Ласту смерть.
В словах мальчика было столько страсти, что они звучали подобно колдовскому заклинанию или магической формуле, заученные наизусть, как молитва на ночь. Ворнатти молчал, слышалось лишь звяканье хрусталя: Джилли, выполняя приказ барона, разливал напитки.
— Сомневаюсь, чтобы это было делом рук самого Ласта, — наконец проговорил барон. — Он так редко пачкает собственные руки — и к тому же привержен достижению единственной однажды намеченной цели. Будь то Ласт, даже не сомневайся, мальчик: ты был бы уже мертв. Так кто же такой Янус, чтобы заслужить подобное внимание? — Ворнатти принял кубок с обжигающим негусом из рук Джилли и пригубил. Потом сделал знак Джилли, и тот подал мальчику второй кубок, что предназначался обыкновенно ему самому.
Мальчик наморщил лоб, но в конце концов отбросил сомнения:
— Он незаконнорожденный сын графа Ласта.
— У Ласта не осталось в живых ни одного ребенка, — отозвался барон.
Джилли сунул кубок в левую руку мальчика и повернулся к Ворнатти:
— Об этом ходили слухи. Вспомните. Селия Розамунд, дочь адмирала.
— А, эта, — передразнил Ворнатти реакцию мальчика. — Бесхарактерная, беспутная распутница. — Барон улыбнулся собственной игре слов. К удивлению Джилли, на лице мальчика тоже мелькнула горькая усмешка. — Я думал, что она умерла, — проговорил Ворнатти. — Когда правда выплыла наружу, семья от нее отреклась, ее изгнали из общества. Я слышал, она отправилась в Развалины и там умерла.
— Она еще жива, — ответил мальчик. От голода у него заурчало в животе, да громко, на всю комнату. Мальчик поднял кубок, сделал три больших глотка сладкого пряного вина и вдруг, скривившись, уронил бокал на ковер.
Ворнатти передвинул ноги в туфлях подальше от расползающегося винного пятна.
— Если тебе не хотелось вина, нужно было просто вернуть кубок Джилли, — заметил Ворнатти, впрочем, без раздражения: мысли его были заняты другим. — Стало быть, он призвал незаконнорожденного сына? Я слышал, что последняя из жен Ласта умерла от послеродового сепсиса, а ребенок отравился плохим молоком.
