Стивен Дональдсон - Появляется всадник
Над шатрами алендского монарха развевались его штандарты. Маргонал любил путешествовать с удобством. Кроме того, он по опыту знал, что роскошные шатры благоприятно действуют на дух подчиненных. Тем не менее, верховный король Фесттен посчитал бы штаб—квартиру монарха убогой хижиной. В Аленде не было морских портов, и поэтому довольствовались лишь товарами из Кадуола. В сравнении с Фесттеном Маргонал был не богаче любого из своих вассалов. Если бы Мордант не лежал между Кадуолом и Алендом (и если бы провинции не были такими упрямыми и неподатливыми — качество, служившее отличным буфером), верховный король и силы, которые могло собрать его богатство, давным—давно поглотили бы извечного врага Кадуола.
Принцу Крагену это было небезразлично не потому, что он жаждал богатств верховного короля, а потому что чувствовал себя слабым в сравнении с Кадуолом. Он отбросил полог в сторону и позволил сообщить отцу о своем прибытии. Он чуял опасность для Аленда в каждом порыве холодного ветра и ощущал, как она гарротой сдавливает его шею.
Алендский монарх сидел в глубине шатра, где он проводил совещания и военные советы. Принц ясно видел его; жаровни, установленные для обогрева шатров, отбрасывали свет, пляшущий по стенам и по креслам. Другого света не было. Стенки шатров были плотными, и Маргонал не позволял зажигать лампы, факелы или даже свечи в своем присутствии. Про себя принц Краген считал, что этот странный запрет — попросту проявление тирании, которой славился его отец. Тем не менее, он подчинялся приказам, не задавая лишних вопросов. Как и всякий, кому доводилось видеть лицо монарха Аленда при дневном свете, он знал, что глаза Маргонала скрыты бельмами.
Трудно было представить себе, что под белую пелену, закрывающую его глаза, словно занавес, могло проникать что—либо.
Очевидно, битвы, проигранные королю Джойсу, были не единственными его потерями в жизни. Именно начав терять зрение, он начал искать лучших методов правления, более безопасных для него, для королевства и для будущего преемника. И не уставал повторять, пока всему его окружению это не набило оскомину: «Потери учат многому». Но про себя (не теряя, впрочем, уважения к отцу) принц Краген отбрасывал слово потери и заменял словом страх. Человек, не видящий своих врагов, не способен нанести им неожиданный удар. И по этой причине ему следовало найти новые способы обезопасить себя. Краген понимал причину страха отца и испытывал к Маргоналу уважение. Человек ничтожный, к примеру, прибегнул бы к насилию и террору.
Старый и уже малосильный, монарх Аленда, расположившийся в самом удобном из кресел для совещаний, повернул голову, заслышав шаги сына. Так как он во всем сомневался, то не заговорил, пока алендский Претендент не был представлен и не приветствовал его по всем правилам, предписанным этикетом. Затем он вздохнул, словно устал больше обычного.
— Ну, сын мой, гвардейцы уже побывали здесь и сообщили новость, объяснить которую они не в силах. Может быть, ты расскажешь мне нечто более вразумительное?
— Милорд, — ответил принц Краген, — боюсь, я лишь умножу ваше недоумение. — И он коротко поведал о визите Мастера Квилона и разрушении катапульты. Закончив рассказ, он сообщил отцу, что обо всем этом думает.
— Поведение Воплотителя было странным, вне всяких сомнений. Но, мне кажется, самая большая загадка — поведение короля Джойса: словно он вовсе никогда не был слаб… словно хочет подчеркнуть, что он хозяин положения, и оно далеко не безнадежно. И что способен командовать такими людьми, как Смотритель Леббик и Мастер Квилон, чтобы сохранить свой статус кво.
Но мы—то знаем, что это — иллюзия. Кадуол выступил против него. В его стене огромная брешь, которую защищает лишь кучка людей, к тому же у них не хватает питьевой воды. И несмотря на Гильдию, есть несколько могучих Воплотителей, которые враждуют с ним. Они могут по своей воле настигнуть его в любом месте в Морданте или Орисоне, проходя сквозь плоские зеркала так, словно не восприимчивы к безумию. Вдобавок в самой Гильдии есть Мастера, которые бросили бы его, если бы только посмели. Люди вроде Эремиса могут хранить верность Морданту и не возлагать на себя никаких обязательств по отношению к королю.
Его лорды не придут ему на помощь. Армигит — трус. Термигана не волнует ничего, кроме дел в собственной провинции. А Пердон сражается с Кадуолом не за короля, а за собственное выживание. Из лордов лишь Домне, Тор и Файль сохраняют преданность монарху. Тор — старик и пьяница, к тому же он сейчас здесь и потому не сможет поднять своих людей на подмогу. А Файль не придет на помощь Орисону потому, что мы стоим у него на пути.
И, несмотря на это, король Джойс продолжает относиться к нам так, словно мы не в силах причинить ему вред.
Чем больше принц думал об этом, тем сильнее были его сомнения. Некоторое время он жевал ус; неуверенность все сильнее мучила его. Затем закончил:
— По правде говоря, милорд, я не могу решить, безумие его поведение или глубоко продуманная политика.
И снова монарх Аленда вздохнул. С видимым усилием он пробормотал:
— Я провел ужасную ночь. Слепота вынуждает меня все больше размышлять. Вместо того чтобы спать, я перебирал в уме все уловки и обманы, которые он применял ко мне. Я пережил каждый удар наших войн. От подобных воспоминаниях стыла бы кровь в жилах любого молодого зрячего правителя. Но для меня они — губительны.
Глядя на сына так, словно он мог видеть его, Маргонал хрипло спросил:
— Можешь ли ты придумать причину — хоть какую—нибудь—по которой король, такой как Джойс, может притворяться слабым, позволяя Воплотителям насылать ужасы на свой народ… позволяя нам окружить его замок, когда его силы так слабы?
— Нет, — принц Краген покачал головой. — Это безумие. Это может быть только безумие.
— А леди Элега?.. Она ведь его дочь. Она знает его гораздо лучше, чем мы, — намного лучше, чем я. Может, она вспомнит, что такое может он скрывать? И снова принц сказал: — Нет.
Он верил Элеге, не так ли? Верил: она думает о своем отце то же, что и он, не так ли? Внезапно монарх Аленда повысил голос:
— Тогда он безумен, безумен. Его надлежит выкорчевать из крепости, пусть заплатит за все. Ты слышишь? Это невыносимо!
И, словно сами по себе, его кулаки застучали по подлокотникам кресла.
— Мне вполне понятно его желание сохранить Мордант в своей власти и править им, как вздумается. Он был способен на это — до самого последнего времени. Да и кто бы этого не хотел? Его желание сохранить все возможности Воплотимого для себя лично мне тоже понятно. В этом тоже ничего удивительного. Мне даже понятно, с какой целью он создал Гильдию, и его отказ использовать ее силу для войн. Не так поступил бы Фесттен. Не так поступил бы я. Но, возможно, он разумнее нас.
