Томас Томас - Взрыв (Вспышка)
И тут-то все и начнется.
Завоевание Египта кочевниками-гиксосами
Завоевание Индии народом ариев
Завоевание Британии кельтскими племенами
Завоевание Греции ахейской знатью
Фивы, 1374 г. до н.э.
Если он ошибается, то Великий Осирис непременно уничтожит его или отдаст живым на растерзание псоголовому богу Анубису.
Удобно расположившись в тени, Аменхотеп скользил взглядом по внутреннему дворику дворца.
Три женщины играли на залитой солнцем площадке из утрамбованного песка. У каждой в руке было по три кожаных мячика, набитых опилками и перетянутых бечевкой. Размеры связки были примерно с кисть фараона. Женщины старались подбросить мячи вверх как можно более изощренно, то скрещивая руки, то подпрыгивая и ударяя по мячам ногой. Целью игры, как показалось Аменхотепу, было поймать все мячи. Та, которой это сделать не удавалось, покорно склоняла спину и возила на себе более удачливую товарку. Женщины бросали в воздух мячи до тех пор, пока одна из них не промахивалась и, таким образом, становилась мишенью для насмешек победительниц.
Беззаботные женские игры.
Под прямым всевидящим оком солнца.
Аменхотепа учили, что боги его земли различны и велики числом, подобно летающим шарам. У них было много сложных и разнообразных обязанностей вроде игры в метание шаров, по которым можно ударить ногой или бросить, скрестив руки. Наказания их были так же замысловаты, как езда верхом на проигравшем. Так повелось исстари, ибо Хем, земля, разделяемая рекой и наводнениями, была сложно устроена и нуждалась в умелых и хитроумных стражах.
Таким был Осирис, правитель подземного мира, которого убил его брат Сет и разбросал куски тела убитого в четырнадцати заветных уголках земли и чья сестра-жена Изида вернула Осириса к жизни, собрав его заново. Чей сын Гор, в свою очередь, убил Сета и стал правителем разделенной земли, а его потомки через много веков дали жизнь самому Аменхотепу.
Но если боги и впрямь разделены, как тело Осириса, как союзы Изиды и Гора, Анубиса и Маат, Сета и Нут, то тогда и мир должен быть разделен, подобно пустыне и полям со злаками, подобно тому, как противоположны два берега реки, как земля и вода. Однако Аменхотеп знал, что это не так.
Разве может человек ступить с мокрых полей на песок пустыни, не коснувшись земли? Разве каждый год не разливается великим половодьем река, закрывая землю своим телом? Разве может человек войти в воду с берега реки и идти, опускаясь все ниже и ниже, оставаясь при этом на твердой земле? Разве в далеком море не безбрежны глубины и разве не слышат моряки, с каким бульканьем уходят под воду якорные камни?
Земля едина, будь на ней засуха или наводнение.
Чаша земли и водный поток созданы для людей, для работы, отдыха и развлечений.
Небесный купол со звездной рекой служат солнцу, когда оно встает и освещает землю или когда ложится спать и гасит лампаду дня.
Земля и люди смертны и разделены, но солнце и небеса едины и бессмертны.
Как ходит под рекой и гладью моря земля, так же восходит над землей небо. Солнце путешествует по небу, пока не исчезнет в ночи. Таким образом, день и ночь суть единство, кажущееся делимым лишь потому, что солнце на некоторое время скрывается из вида.
Только солнце нетленно и неизменно, только оно обладает неизмеримым могуществом.
Сияющее, как Атон, оно благосклонно своим изобилием и дарует жизнь зеленым росткам земли. Оно страшно своим жаром и вызывает к жизни трупных мух из сделанного не по правилам захоронения. Благодаря его силе поднимается вода в реке и страдает от засухи земля, а в час, когда оно прячется от мира, веки людей смежает сон, посылая их на время в страну загробного мира.
Аменхотеп уже давно осознавал это, но ясность мысли пришла к нему только сейчас. Новая идея противоречила всему, чему учили его отец и жрецы. Прежние боги словно отступали в тень, давая дорогу новым образам.
Однако, если Аменхотеп заблуждается, Осирис пожрет его с кровожадной улыбкой и, возможно, не станет даже дожидаться, пока фараон умрет и предстанет перед его судилищем. А раз так, то благоразумный человек, сколь бы ни был он уверен в новооткрытой мудрости, не посчитает излишним принять меры предосторожности, дабы оградить себя от злых козней.
Любой крестьянин с его полей может замазать грязью табличку на двери, представиться жрецам под иным именем и отправиться в другой город, затерявшись в людской толпе. Взяв другое имя, такой человек избегнет гнева нерукотворных богов.
Но имя фараона красуется везде. Знак Аменхотепа-отца, а ныне Аменхотепа-сына выгравирован на стенах всех храмов и выбит на каждой стеле у перекрестка, на всяком рынке.
Что остается делать фараону?
Изменить имя. Он должен принять новое имя, соответствующее его новой вере, приносящее удачу и покровительство со стороны бога. Он назовет себя «Угодный Атону» и сим снискает покровительство и помощь верховного владыки. А чтобы довершить преображение, фараон повелит вычеркнуть старое имя и написать новое на каждом свитке папируса, на каждом камне и стеле. Тогда старые боги, несотворимые, будут повсюду искать Аменхотепа и никогда не смогут его найти.
Безусловно, такие изменения повлекут за собой громадную работу по переделыванию надписей. Но разве нет у фараона рабов в подчинении? Разве не будут жители Хема поражены дерзкой грандиозностью усилий?
Безусловно, придется менять и символы на стенах храмов, слегка их подпортив повторным гравированием. Но разве фараон не владеет руками каменщиков? Им просто придется выбить надпись на камне немного в глубине, тогда новое имя «Эхнатон» отбросит длинную тень, благословение, которое Атон дал фараону.
Да будет так.
Персидская империя
Империя Афин
Империя Карфагена
Римская империя
Рим, 477 г. н.э.
Родерик застал Беовина, когда тот крушил нос статуе.
– Пошли, там еще осталось золото, – позвал Родерик друга. – К тому же Аларих нашел храм, который хочет снести, и нам понадобятся твои сильные руки.
Беовин поднял глаза:
– Сейчас. Хочу закончить.
Он установил бюст слегка под углом, так, что линия шеи и вертикальная грань камня составили одну прямую. Затем скептическим взглядом смерил свою работу.
– Все должно быть точно, – заметил он, приподняв боевой топор и выставив вперед лезвие. Если бы самому Родерику понадобилось расколоть статую, он ударил бы с размаху и не утруждал себя стаскиванием статуи с пьедестала. Хватило бы одного хорошего удара, чтобы все сооружение развалилось. А если нужно только отбить нос, как это делает Беовин, то можно просто ударить сбоку.