Елена Ларичева - Тара
Дослушать причитания рыжего не получилось. С улицы раздался жалобный крик. Тюве. А эта дурёха во что вляпалась?
Дабы ускорить процесс, Рион плюнул на приличия, и схватил Вика за шкирку.
- Либо говоришь немедленно, либо...
- Я же на благо государства, не из личной корысти... - пискнул писарь.
- Я признаю твою правоту как только ты согласишься со мной. Рассказывай, а то считаю до одного.
- Час назад ушел караван с Лесной заставы. Не через Свистульки. Гонца присылали за подорожной. Короткой дорогой поехали по старому тракту.
На улице снова запищала эльфа. Надо выручать.
- Пиши подорожную! Да быстро!
Тщедушное тельце писаря вновь содрогнулось от встряски.
- Видать охота в лесу не задалась! - проурчал Вик, нацарапав на листке несколько строчек и поставив закорючестую подпись. - Ты мне благодарен должен быть. Я тебя как лучшего друга...
- Я тебе признателен настолько, что опасаюсь послать куда подальше, - Рион дождался, пока писарь наложит охранные чары, запихнул долгожданный листик за пазуху и выскочил из дома спасать вляпавшуюся в приключения девчонку.
Тюве сидела на берёзе. Высоко. Очень. Внизу шумели разозлённые бабы. У одной в руке была длинная хворостина. Вторая потрясала старой и оттого более жгучей крапивой. Остальные радостно глазели на бесплатное зрелище.
- Слезай, поганка! Слезай, пороть буду!
Хворостина свистнула, рассекая воздух. И только. Тюве загнанной кошкой зыркала вниз, прижимаясь к стволу, невероятым образом удерживаясь на тонких ветвях.
- Бабоньки, что моя Тювёха натворила? Могу помочь беде? - осторожно спросил он.
Что тут началось! Тётки загалдели разом, не давая возможности вставить слово. Из их сорочьей трескотни прояснилось только то, что девочка отвязала коз в палисаднике, те сорвали верёвку со стираным бельём и принялись таскать её по свежевскопанному огороду.
- Столько труда! Я с утра работала, а эта страхолюдина в раз всё испортила! - наконец закончила гневную речь самая болтливая.
- Бабоньки, прошу прощения за дикарку. В степи она выросла, коз не видела. Вот и напортачила. Держите вам гостинцы в компенсацию за труды и беспокойство. Знатные украшения. В пору эльфийской королеве щеголять. И простите малявку. Глупа ещё.
И он протянул каждой по паре серебристых нашивок с костюма Тюве. Каждая нашивка оказалась искусно выкованной, узорчатой, ярко блестящей на слабеньком осеннем солнышке. Бабы для вида поворчали, поругали девчонку и умолкли под суровым взглядом Риона.
- Теперь к нам нет претензий?
- Неа-а-а, - протянули пострадавшие бабы и, выкинув страшные оружия расправы в канаву, пошли по домам, чтобы там рассмотреть как следует диковинные подарки хранителя границы. Остальные тоже потеряли интерес к происходящему.
Только убедившись, что мучительницы скрылись из виду, эльфа боязливо слезла вниз.
- Еда там, у забора, - указала она, потирая руки, с которыми поздоровались жесткие листья крапивы. Куда только спесь делась? Видать, пока на дерево загнали, бабы здорово девчонку потрепали. Но почему она чары не применила?
- Зачем полезла, куда не положено? - не удержался Рион, сгружая купленные продукты в тележку.
- Так ты сам пожелал коней. А эти... как их... козы... Они похожи на наших нифов. Только грязные.
- На кого? - Рион поспешил к конюшне. Не приведите боги, прибудет караван через его старую заставу. Весть о победе Лафрина разлетится быстро. И Рион из важной персоны вмиг превратиться в изгоя. Поэтому скорее прочь отсюда.
- Нифы по воздуху летать могут и груз тяжелый носят. Только они вредные, - едва успевая за ним, пыхтела Тюве, толкая впереди потяжелевшую тележку.
- Дурёха, - только и сказал ей Рион.
Коней они выменяли за блестящую нашивку. Караван нагнали после полудня. Выданная писарем подорожная позволила избежать налога на присоединение к караванщикам. Заплатили только за проезд на телегах. К тому же купцы с радостью наняли Риона охранять их добро от разбойников, ибо чародей-охранник, совсем ещё мальчишка, валялся на телеге, горя от лихорадки. Тюве вызвалась его выхаживать. И то хорошо, под ногами мешаться не будет.
Так началось их путешествие по плоской равнине мимо сонных деревень и небольших лесочков. Рион болтал с караванщиками, пару раз отгонял мелкую нечисть, неопасную для людей, но способную здорово напугать коней. Тюве молчала, безуспешно ворожила над хворым пареньком и грустно вздыхала, потому что перед глазами с щедростью начинающего воришки, мечтающего выслужиться перед королём воров, разворачивались виденья недавнего прошлого, её беззаботной жизни, ныне потерянной навсегда.
2.
В распахнутое витражное окно лился розоватый вечерний свет, причудливо отражающийся от тёмно-янтарных городских башен. С тысячелетних лэров осыпались цветы. Алые лепестки завораживающим узором устилали желтые камни мостовой и двор отцовского дворца.
Отец... Третий принц, далеко не наследник, но очень влиятельная личность в городском совете сам обрёк младшую дочь на незавидную участь. Минуло пять дней, как ей, Тювериэль, стукнуло сто тридцать лет. Она уже десять лет, как вступила в возраст взрослой женщины, а лицом и телом так и осталась ребёнком. Недозрелка.
Четыре дня назад городские чародеи вынесли страшный вердикт - это навсегда. Ей никогда не суждено похорошеть, стать похожей на мать или сестёр. И посему её ждёт приют, дабы уродка не портила престиж всего эльфийского народа.
Уродливая эльфа! Где это видано! Её вместе с такими же неудачниками будут стеречь големы. Они не болтливы, не станут тыкать пальцем и подленько колоть без того изболевшееся сердце: "Смотрите-ка, эльфийские выродки: уроды и уродки! Гы-гы-гы!"
Её глаза были сухими и лишь слегка щипали, когда она щурилась от сияния камней силы на шпилях башен королевского дворца. Тювериэль не собиралась жертвовать собой ради сомнительного престижа рода, ради спокойствия городских чародеев. Отец и так потеряет ряд привилегий с её отъездом. Но по-прежнему останется уважаемым и влиятельным.
На висящей в воздухе постели стояли две сумки, собранные сегодня утром служанками. В одной простая одежда (зачем Тюве теперь роскошные наряды?). В другой футляр со свитками (упросила разрешения взять их из отцовской библиотеки) и всякие необходимые девушке мелочи. С минуты на минуту прибудут Слуги Отчаянья - исполнители "скорбной королевской воли", препроводить её в последний путь - в приют, где ей, Тюве, предначертано провести оставшиеся десять - пятнадцать сотен лет. Всего ничего... Вот только уздечку им от дохлой кобылы, а не приют.