Феликс Крес - Северная граница
— От восьмидесяти до ста голов. Может, больше, — коротко бросил он. Сведения, как обычно, преувеличены, трудно на них полагаться. Сожжено укрепленное селение, мужчин перебили, женщин покалечили, но погибли лишь немногие. Детей пощадили. Я рассказываю об этом, потому что хочу, чтобы вы знали: на этот раз мы выходим на битву, а не на охоту.
Солдаты переглянулись. Из слов сотника следовало, что схватка будет с Серебряным Племенем, а не с Золотым. Серебряные воины обладали некими зачатками совести: грабили и жгли, но убивали без надобности очень редко. Однако они были именно воинами, в то время как Золотые Племена состояли из диких тварей, о которых даже не сказать, что они разумны. Борьба с золотыми была намного проще, поскольку речь шла не более чем об уничтожении стаи кровожадных, но глупых полузверей, не знающих, что такое тактика, план или взаимодействие.
— Если есть вопросы, — сказал Рават, — задавайте сейчас.
Послышался голос Биренеты, высокой, крепкой девушки, обладающей недюжинной силой:
— А яйца им и теперь нельзя резать, господин?
Раздался взрыв смеха. Серебряные алерцы-мужчины обладали чрезвычайно развитыми половыми органами; в свое время Биренета поотрезала у убитых «трофеи» и подвесила целую их связку на частоколе. Сгнив, мясо начало вонять, и тогда Рават запретил подобные развлечения.
— И теперь, — ответил он, стараясь сохранить серьезный вид. Он утихомирил солдат. — Еще вопросы есть?
Еще вопросов не было.
— Хорошо. Мы берем восемь вьючных лошадей. Кроме того, каждый должен иметь при себе запас еды на три дня. Подготовьтесь. Выходим сразу после обеда. Все.
Солдаты начали расходиться. Рават остановил двоих и кивнул в сторону кота, который с обычным презрительным видом разлегся у частокола, вместо того чтобы стоять в строю вместе со всеми, — кот есть кот, ничего не поделаешь. Кот лениво поднялся, подошел. Естественно, несмотря на расстояние, он прекрасно слышал, о чем шла речь.
— Дорлот, твоя задача обычная, — сказал сотник. — Отправляйся пораньше, может даже, прямо сейчас, если не голоден. Иди на юго-восток, к тому сожженному селению, ну, знаешь, громбелардскому, название никак не выговорить. — Он имел в виду деревню, основанную поселенцами из Второй Провинции; редко, но бывало и такое. — Я последую в том же направлении. Возвращайся по собственным следам, и мы найдем друг друга.
Кот стоял неподвижно, глядя на командира желтыми глазами. Потом двинулся прочь, так же как и пришел, лениво. Ни единым словом не подтвердив, что приказ понят. Плавной кошачьей трусцой пересек двор, без каких-либо усилий вскочил на ограду и исчез. Рават слишком давно знал котов, чтобы понимать: весь этот пренебрежительный вид вовсе не означает соответствующего отношения к командиру… Четвероногие мохнатые разведчики были отличными солдатами и прекрасными товарищами по оружию. При необходимости они могли действовать сообща, но лучше всего справлялись с самостоятельными заданиями. Бессмысленно, да и безнадежно пытаться подчинить их обычной военной дисциплине… Еще до того как Дорлот оказался на вершине ограды, Рават перевел взгляд на невысокого худого человека с кривыми ногами всадника. Солдат то вертел в руках, то снова совал в зубы короткую неуклюжую трубку. Несмотря на то что она погасла, вокруг продолжал распространяться отвратительный запах.
— Рест, у тебя на двоих больше, чем положено по уставу, — сказал сотник. — Справишься?
Десятник заморгал и снова вынул изо рта трубку, вытянув руку так, словно хотел подать ее командиру. Рават инстинктивно отшатнулся, но солдат улыбнулся, поняв, что вопрос был шуткой. Сотник шутил редко.
— Раздели людей на тройки, назначь тройников. Ты, Дорваль, займись пехотой. Все то же самое.
Названный Дорвалем детина с медвежьими плечами и широким поясом топорника вытянулся перед ним по стойке «смирно», из-за чего Равату пришлось еще выше задрать голову.
— У тебя люди из двух разных родов войск, но лучше их не смешивай. Пусть тройки будут легкие и тяжелые, так лучше. И тоже назначь главных… Да, и на этот раз никаких женщин. Глупая была затея, больше ее не повторяй. Лучше поставь обеих лучниц в одну тройку, под начало Астата. Легче будет иметь их на виду… Все.
— Слушаемся, господин.
Солдаты не спеша ушли. Рават долго смотрел, как они неторопливо направляются в сторону жилых помещений. Маленький командир конницы выглядел рядом с топорником словно мышь рядом с барсуком. Интересно, откуда берется подобная медлительность, подумал сотник. Новым солдатам она была несвойственна, но постепенно «остывали» все. Ходили не торопясь, говорили медленно, жевали так, словно еда склеивает челюсти, делали все размеренно, без спешки. Но только внутри ограды, за нею от медлительности не оставалось и следа. Словно, пребывая на территории заставы, они берегут силы на потом. До того момента, когда потребуется действовать…
Впрочем, он и сам не исключение.
Стоя посреди двора, он увидел несущую вьюки Биренету. Походка была несколько неуклюжей, ноги лучница ставила пальцами внутрь. Если бы не рост и полнота, она могла бы показаться вполне симпатичной. Правильные черты лица, кудрявые длинные волосы, небрежно связанные в узлы, широкой волной опускаются аж до половины спины.
Легионеров женского пола он недолюбливал, хотя они, как правило, были великолепными лучницами — ибо в войско брали только таких. Иначе кто бы взял настолько неловких и медлительных солдат? На недостаток сил и выносливости обычно закрывали глаза, но взамен требовалось умение всегда попадать «в яблочко». Такое умение Рават не мог не ценить… но все же он отрицательно относился к участию женщин в сражениях. Другое дело — на заставе. Девушки-солдаты, не слишком усердно защищающие собственную невинность, никогда не помешают. Хотя Биренета была хорошим солдатом не только, гм, на заставе… Он вынужден был это признать. Странная женщина, не боящаяся никого и ничего. Ее лишили звания десятника и перевели в Эрву из Алькавы после того, как она врезала собственному командиру щитом по голове, перед этим назвав его трусом. Впрочем, без каких-либо на то оснований. Видимо, у нее был «критический день». Болезненное кровотечение. Солдат…
Однако с присутствием женщин в легких пехотных подразделениях он мирился. Такие, как Биренета, могут быть и топорниками. Но женщина в коннице — нет, этого он не понимал. И в еще больший гнев приводил его тот факт, что, пока он торчал в Алькаве, его конные лучники оказались под началом… именно женщины! Полный наихудших предчувствий, он откровенно опасался за своих людей.
