. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
-- Да, -- смущенно кивнул Острон. -- Я от нее и узнал...
-- Она небось ждала, что ты тут же схватишь ее в охапку и кинешься бежать, -- фыркнул дядя и выпустил целое облако. -- Особенно после всех этих рассказов о твоих родителях...
-- Так мне надо было бежать? -- воскликнул племянник. -- Что, серьезно? Так я...
Он вскочил с места, торопливо, в панике схватился за дорожный мешок, пустым валявшийся в стороне. Дядина рука перехватила его за штанину на полпути.
-- А ну стоять, -- гаркнул дядя, нахмурившись. -- Сядь, сядь.
Острон растерянно выпустил мешок из рук и послушно опустился обратно.
-- Я же тебе не сказал бежать и выкрасть девку, -- добавил Мансур; его густые брови пришли в движение, когда он нахмурился. -- Идиот. Ты разумно поступил, Острон, и может, это к лучшему.
В юрте воцарилась тишина. Снаружи, за плотным пологом, тоскливо ухнула птица. Дядя Мансур повернул голову, будто прислушиваясь.
-- Плохие времена, -- пробормотал он, -- темные.
Острон удивился: он много раз слыхал, как такое говаривали бабки, но чтобы услышать подобное из уст дяди...
-- Я охотился на льва, -- добавил Мансур, снова уставившись в огонь лампы. -- Шел по следу. Но я не убил его, Острон, ты знаешь, почему?
-- Лев ушел от тебя? -- растерянно спросил племянник. -- Или ты так спешил, что оставил след?
-- Когда это я оставлял след, -- дядя громко фыркнул, покачал головой. -- Я нашел этого льва, Острон, но он уже был мертв. Стервятники ели его плоть. Как ты думаешь, кто убил его?
-- Может, он умер от старости или болезни? -- осторожно предположил Острон.
-- Нет. Я хорошо знаю, какие следы оставляет больной зверь, а какие -- здоровый. Он не был болен, мальчик мой. Его убили. Растерзали, будто антилопу, и бросили на том самом месте, даже не освежевали труп. Да что там, с этой шкуры было бы мало толку. Разве бахрому из нее сделать, так она была искромсана...
Острон нахмурился: он слабо представлял себе, зачем кому-то было так кромсать убитого зверя. Не очень хотелось и думать об этом, в груди саднила другая заноза, не дававшая ему покоя.
Птица закричала снова. Дядя Мансур опять вскинул голову. Потом принялся торопливо вытряхивать пепел из трубки.
-- Возьми ятаган, -- велел он племяннику.
-- Зачем?
-- Когда это ты приучился спрашивать, зачем я тебе приказываю? -- сердито отозвался дядя. -- Быстро делай, что тебе велено.
Острон, недоумевая, послушно выудил холодное оружие из вороха тряпья. Ятаган достался ему в наследство от отца, -- пожалуй, единственное, что ему действительно осталось, -- и это был хороший меч, добротный, пусть и без изысков, но с выверенным балансом, на середине клинка, с надежной рукоятью из кости.
-- А теперь тихо, -- прошептал дядя и сунул трубку за пазуху. Острон сморгнул: когда в руке дяди оказался его собственный клинок, он не видел.
Птица прокричала еще раз.
-- Ложись! -- гаркнул дядя Мансур; полог взлетел вверх, и от резкого порыва ветра лампа потухла. Острон ткнулся лицом в теплую шершавую ткань, услышал лязг стали о сталь, крики вдалеке. В ушах стучала кровь. Осторожно поднимая голову, он видел, как дядя буквально вылетел из юрты, тут что-то блеснуло сбоку, вспарывая толстые шкуры, и юрта принялась заваливаться внутрь. Раздумывать было некогда, он прыгнул вперед, в последний момент вынырнул из-под опадающей ткани -- и тут же наткнулся на чужой клинок.
Ужас охватил его уже потом. Сначала был холодный блеск оружия, свист, лязг и рык, похожий на звериный. Быть может, это и сделало его задачу легче: не успев осознать, что происходит, Острон пригнулся, ушел от удара ледяной стали и взмахнул ятаганом наискосок. Верное оружие встретило что-то на своем пути, но парень не понял даже, что это было: старинный булат, за которым он ухаживал столько лет, не подвел своего хозяина. Темная груда обрушилась в песок, разметала обрывки воняющих лохмотьев. Только тогда Острон понял, что убил человека.
-- Дядя! -- закричал он. -- Дядя!..
Некогда, шепнула кровь в ушах. Не до дяди. Нужно сражаться, иначе разрубят тебя самого. Еще две тени метнулись к нему, но Острон уже ожидал их, его рука нашарила тяжелую шкуру разрубленной юрты, швырнула с силой вперед. Один из нападающих запутался в шкуре, та своим весом едва не сбила его с ног; живот второго был распорот ятаганом. Не помня себя от ужаса, Острон бросился в темноту.
Сафир, пришла в голову мысль.
Он бежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через непонятные тряпки, через останки юрт, хлопающие на ветру; одна из них загорелась и наконец осветила ему путь. Острон остановился, в отчаянии оглядываясь. Тени скользили во мраке, издавая звуки, достойные животных; вторили им крики людей.
Сафир, повторил он одними губами.
Дяди не было видно. Где-то вдалеке заржала лошадь, но ржанье пресеклось: видать, кто-то зарубил ее. Острон помнил, в какой стороне поставили свои шатры домочадцы Сафир, бросился в ту сторону. Тени бросались на него, но он избегал боя, пытаясь выбросить из головы и воспоминания о первых двух зарубленных им людях, лиц которых он не разглядел.
-- Мубаррад! -- раздался крик, огласивший собой, казалось, всю пустыню. -- Мубаррад!
Зови бога, не зови -- выбираться надо самому. Острон поднырнул под очередную тень, пролетевшую над ним кубарем, и оказался среди трех шатров отца Сафир. Один из них был разрублен и опал неразборчивой кучей, два других стояли, хоть и покосились.
-- Сафир! -- крикнул он, оглядываясь. -- Сафир, где ты?
Полог одного из шатров пошевелился.
-- Сафир?
Показавшаяся темная голова ей не принадлежала. Острон дернулся, принимая боевую стойку, какой учил его дядя. Но наконец из-под полога вынырнула фигура человека, и парень узнал в ней мать Сафир. С этой женщиной у него отношения никогда не ладились, госпожа Дафия считала, что ее дочери лучше не знаться с оборванцем-сиротой, кем бы там ни был его дед, и вечно гоняла мальчишку от своих шатров.
Теперь она стояла, глядя на него полубезумными глазами, полными надежды.
-- Острон, мальчик, -- окликнула она. -- Слава Мубарраду... когда они напали, мы были одни, отец ушел в шатер к этому Аделю, договариваться...
-- Мама, -- его сердце вздрогнуло: из-под полога выкатилась девушка в платке. -- Острон! Ты в порядке?
Ее пальцы были холоднее льда, руки тряслись. Она вцепилась в его локоть, будто он был последней ее надеждой.
-- Я в порядке, -- негромко отозвался он. -- Надо уходить, скорее. Здесь опасно... я не знаю, что происходит, но...
Дикий вопль прервал его; Сафир полетела в сторону, в руки матери, Острон взмахнул ятаганом. Думать было некогда. Что это за люди, почему они нападают... Кровь брызнула на его лицо. Еще одна бесформенная груда тряпок. Нет, это не человек. Забыть. Это...
