Максим Далин - Моя Святая Земля
Урод сделал предостерегающий знак рукой. Голова, торчащая из жидкого огня, как из воды, сама огненная, подняла взгляд, раскрыла пасть с несколькими рядами длинных мерцающих клыков и заговорила.
Бриан не мог понять ни слова. Это были не слова человеческой речи; принцу-регенту померещился шелест змеиной чешуи по шероховатому камню, свист ветра в кронах… Глаза, светящиеся расплавленным золотом, вперились в лицо Бриана, и тот почувствовал, как ужас переполняет его, делается нестерпимым, словно боль…
Бриан не помнил, как закончился этот лучезарный кошмар. Память сохранила лишь немыслимо длинную когтистую длань из перетекающего пламени, которая протянулась к Оливии и погладила воздух над её животом — лицо принцессы ужасно исказилось, но она не проснулась. А потом всё вдруг пропало.
Мрак, больше не рассеиваемый ничем, кроме тусклого факела, показался почти полным. Бриан моргал, приучая глаза к внезапной темноте, когда некромант сказал:
— Я, ваше высочество, закончил. Теперь вам бы закончить да отдать то, что вы пообещали за работу.
"Я пообещал? Закончить?" — удивлённо подумал Бриан, но вслух сказал:
— Я ничего не понял.
Урод выпрямился, глядя Бриану в лицо. Красный отсвет в его глазах не был отражением факела в глубине зрачков — глаза некроманта горели адским огнём.
— Вы велели сделать так, чтобы ваш сынок сошёл за истинного государя. И сказали: "Хоть душу его отдай". Я отдал его душу. Те Самые всё устроят. Тем более, что храм-то вы, ваше высочество, всё равно осквернили, кровушкой-то… Так что будет королевское чудо. Всё будет. Все поверят. Только…
— Что — "только"? — перебил Бриан, сжимая кулаки.
— Что? А ничего, — некромант ухмыльнулся. — Сами должны понимать. Предали. Убили. Замарали. Сынка… отдали. ЗаплАтите.
— Сколько? — спросил Бриан, невольно тоже ухмыляясь. — И кому?
Золото короны Святой Земли принадлежало ему. Но было смешно, что бесы могут потребовать платы, как простые смертные. Золотишко любят все, подумал принц с нервным смешком.
— Кому? Тем Самым. Сколько? Сколько спросят, столько и отдадите. Не моё это дело. Я и так…
— Ты меня не интересуешь, — снова оборвал его Бриан. — Где король?
— Не беспокойтесь, ваше высочество, — в голосе некроманта снова появилась глумливая нотка. — Нет его. Совсем нет. Вестники Божьи живьём забрали из мира, безгрешный младенчик-то…
— А Гектор?
— Волки загрызли. Всё чисто.
— Хорошо, — сказал Бриан тихо. Он ждал облегчения, но легче не становилось.
— А раз хорошо, — урод протянул Бриану руку с отвратительной ладонью, громадной, как лопата, и напоминающей крабью клешню, — извольте мне заплатить да отпустить, ваше высочество.
Бриан усмехнулся.
— Заплатить?
Некромант, видно, что-то смекнул.
— Половину можете, ваше высочество. Вы же сами-то… Не без того… Тем Самым не чужой человек…
— Что ты сказал, падаль? — удивился Бриан.
Некромант осёкся.
— Пойду я, пожалуй, — сказал он, снизив тон. — Извольте отпустить на волю. Обещали, ваше высочество. Я ж того… и свою душу сгубил вместе с…
На волю, говоришь?
— Иди, — сказал Бриан. — Иди, так и быть. Стража предупреждена. Вон туда — и прямо на задний двор. Иди, нечистый с тобой…
Урод низко поклонился, сделал несколько шагов спиной вперёд, будто боясь отвернуться от Бриана, но, в конце концов, отвернулся и пошёл к выходу из подвала — туда, откуда тянуло живым сквознячком.
Бриан брезгливо усмехнулся и обнажил меч стремительно и бесшумно, как полагается привычному бойцу.
Некромант ещё успел обернуться на звук шагов, но его голова раскололась в брызгах крови и мозга именно так, как представлялось Бриану. Тело нелепо взмахнуло руками и грохнулось на пол.
— Ну вот, — сказал Бриан почти весело. — Я тебе больше ничего не должен. И твоим адским холуям — тоже. И вряд ли ты кого-нибудь посвятишь в суть дела.
Он вытер клинок об одежду урода, вернул меч в ножны и поднял жену с кресел. Она пошевелилась, но не проснулась. Бриан донёс её до потайной двери и ударил по притолоке ногой.
Дверь немедленно распахнули снаружи. Шепфорд, дядька принца-регента, протянул руки, чтобы помочь своему сюзерену, но Бриан отрицательно мотнул головой.
— Там этот… — и сморщил нос. — Прикажи нашим людям где-нибудь закопать эту падаль. И — чтобы я никогда не слышал о нём ничего.
Шепфорд кивнул.
Ночной ветер остудил горящие щёки Бриана и привёл в чувство его жену. Она улыбнулась и сделала движение, чтобы освободиться:
— Поставьте меня на землю, дорогой. Я уже не невеста, чтобы вы носили меня на руках.
Бриан улыбнулся в ответ и хотел выполнить её просьбу, но как только ноги принцессы коснулись земли, судорога вдруг скрутила её тело в кольцо. Она схватилась за живот, согнулась и застонала сквозь зубы.
— Все сюда! — крикнул Бриан, подхватывая Оливию, в страхе, в волнении, в предчувствии. — Повитуху, лекаря!
Во дворе Малого Замка Бриана тут же поднялась та суматоха, какая обычно случается, когда жене принца приходит срок…
I
Заплачено за один шаг…
Это было — как шагнуть в темноте на невидимую ступеньку. Сэдрик еле удержался на ногах, задохнулся — и долго пытался вдохнуть полной грудью чужой воздух.
Не получалось. Чужой воздух не входил в лёгкие до конца, что-то внутри сопротивлялось, не пускало этот запах. Непонятно, приятный или противный, но в запахе было что-то неестественное. Сэдрика затошнило, а голова у него и так кружилась.
Всё вокруг было до такой степени чуждо, что просто отказывалось вмещаться в разум. Сэдрик пытался понять, что он видит — и сам себе казался сумасшедшим. Дар, впрочем, мирно тлел на дне души — прямой опасности не было.
Чужая ночь жила вокруг — но было очень светло. Прямо над головой Сэдрика, высоко вверху, на железном столбе, горел ослепительный фонарь. Он горел так ярко, что у Сэдрика заломило глаза от пристального взгляда на этот нелюдской, жаркий, чародейский свет, но даже не свет был поразителен, а то, что длиннейший ряд фонарей уходил вдаль — вправо от Сэдрика, влево от Сэдрика, и высоченные железные столбы на высоте двух человеческих ростов связывали друг с другом бесконечные нити. Зачем?
Множество этих нитей, каких-то верёвок, перечёркивали чужое мутное небо. Пространство над землёй было затянуто ими, как паутиной. Пространство это было огорожено с двух сторон двумя могучими стенами, немыслимо высокими, выше храма, выше ратуши, немыслимо длинными — и в каждой стене светились странным светом десятки окон, а ещё сотни, рядами, были темны, будто за ними задули огонь. Что это? Дома?
