Йоханна Синисало - Тролль
Я привыкла смотреть в дверной глазок. Пентти не хочет, чтобы я открывала дверь кому-либо, кроме тех, кому он разрешил. Дверной глазок — это колодец, в нем живут маленькие скорчившиеся человечки. Я встаю на скамеечку по несколько раз в день и смотрю на лестницу. Люди появляются редко, так что если удается кого-нибудь увидеть — это как подарок. Мужчина снова звонит, потом вскидывает голову и собирается уйти.
Не знаю, почему я так поступаю, но я осторожно открываю дверь.
Мужчина быстро говорит по-фински, я понимаю только некоторые слова. Его речь невнятна, сплошные длинные фразы — язык вывернешь их произносить. Счастье, что мне не приходится много пользоваться финским языком, ведь Пентти разговаривает редко, а я нигде не бываю.
Он извиняется. Называет свое имя, которое я не могу толком разобрать, что-то вроде «Мигель». Он говорит, что живет этажом выше, толкует что-то о еде и все повторяет какое-то слово, которого я не знаю.
Мужчина, видимо, наконец замечает, что я его не понимаю. До сих пор он думал только о своей проблеме, а теперь обратил внимание на меня. Он начинает говорить по-английски, который я понимаю лучше, но все же довольно плохо, потому что дома говорили на чабакано, а в деревне на тагалог — я же мало ходила в школу.
— Кошачья еда, — произносит он. — Нельзя ли у тебя одолжить кошачьей еды?
Я невольно улыбаюсь. У нас нет кошки. Пентги ничего такого не хочет. Однажды в пьяном виде он схватил куколку, которую мне подарила Кончита из бара, и спустил ее в унитаз. Он заметил, что вечером перед сном я иногда держу ее в руках. Унитаз засорился, и Пентти пришлось долго прочищать его.
Я качаю головой, говорю: «No cat food».[3] Спрашиваю, говорит ли он по-испански, но он качает головой, а в глазах — испуг. Я подыскиваю английские слова, мне хочется ему помочь. Поблизости есть большой киоск, где продается все на свете. Пентти однажды вечером отправил меня туда за пивом, дал деньги и записку, в которой был нацарапан заказ. Я отдала это продавцу и получила шесть холодных бутылок с коричневой жидкостью. Взять чек я не догадалась, а когда вернулась, Пентги стал утверждать, что я присвоила часть сдачи. Мне тоже показалось, что с меня взяли слишком много. После той истории я больше не ходила в киоск, но помню, что в нем было очень много разных товаров, как на рынке.
Мигель хмурится. Мне становится его жаль. Я не понимаю, почему бы ему не сбегать за два квартала к киоску, который ничуть не хуже маленького универсама, и все думаю, как бы ему помочь. Думаю о кошачьей еде. Кошки, которые бродят в порту, питаются рыбой.
Я оставляю дверь приоткрытой, бегу на кухню, открываю холодильник и вынимаю большой пакет сайры. Его принес Пентти. Замороженные рыбины стукаются друг о друга, словно поленья, я возвращаюсь к двери и сую пакет в руки Мигеля.
— Положи в микроволновку, — произношу я очень отчетливо. Эти слова я часто слышала и выговариваю их хорошо. Мигель разглядывает пакет, перекладывая его из одной руки в другую, ведь он такой холодный. Наконец он прижимает пакет к груди. С его губ срываются, мешаясь друг с другом, финские и английские слова благодарности. И вот он уже поднимается по лестнице — мужчина с ангельски прекрасным лицом и волосами цвета пшеничного поля. Я слышу, как этажом выше хлопает дверь.
АНГЕЛ
Придется ее как-нибудь отблагодарить, размышляю я, бросая остатки рыбы в микроволновку. Она, должно быть, с Филиппин, раз говорит немного по-английски и по-испански, но уж очень похожа на азиатку. Исполнилось ли ей уже шестнадцать? Она, должно быть, купленная невеста, приобретенная парнем с нижнего этажа на каком-нибудь брачном рынке.
И кошки у них нет. Лицо у меня горит. Я должен был догадаться, для чего покупаются красивые ярко-красные ремешки.
Я настраиваю микроволновку на размораживание и включаю ее. Когда раздается жужжание, уши тролля вздрагивают, хвост дергается, но поскольку ничего угрожающего не происходит, он снова успокаивается. По комнате распространяется запах рыбы, я вытаскиваю миску из микроволновки и пробую пальцем. По краям рыба побелела, внутри она еще ледяная, но большая часть разогрелась до комнатной температуры и стала похожа на серый студень. Я отрезаю оттаявшие кусочки, кладу их на бумагу и отношу в гостиную, на пол. Ноздри тролля вздрагивают, но запах рыбы не вызывает у него никакого интереса. Я беру кусок рыбы и присаживаюсь на краешек кровати. Тролль прищуривает свои выпуклые глаза и глядит на меня. Я подношу кусок к его ноздрям и ко рту. Он как бы нехотя принюхивается, потом снова закрывает глаза и почти человеческим движением отворачивается, подставив мне свою черную тощую спину. Я слышу, как в его животе раздается тихий-претихий звук — голодное урчание.
АКИ БЕРМАН.
ЗВЕРЬ В ЧЕЛОВЕКЕ:
ВЗГЛЯД НА ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
ЧЕЛОВЕКА И ДИКОГО ЗВЕРЯ.
В МИФОЛОГИИ И ФАНТАСТИКЕ. 1986
Превращение человека в животное, или, иначе говоря, метаморфическое родство человека и зверя, встречается в мифах всего мира. Это представление, по-видимому, восходит к обрядам, предполагающим вхождение в роль животного в шаманизме и тотемизме. В разных регионах представления о превращении в животное или о родстве с ним варьируются в зависимости от обитания в данной местности того или иного хищника (в Азии это тигр, в Южной Америке — ягуар, в Европе — волк, в Скандинавии — медведь, а также тролль). Свойства человека и животного смешиваются, животному приписываются разные странные особенности. Так, например, в рассказах о волках-оборотнях говорится о влиянии полнолуния, о том, что оборотня можно убить только серебряными пулями, о способах превращения человека в волка и т. д. В Финляндии среди таких сказочных сюжетов больше всего историй о троллях.
Псевдочеловеческая наружность троллей послужила причиной того, что финские предания об их происхождении имеют христианскую окрашенность. Вот одна из версий. Адам и Ева нарожали столько детей, что им стало совестно, и они упрятали часть детей в пещеры, чтобы Бог их не заметил. Детям пришлось жить под землей так долго, что они превратились в троллей. В Исландии существует другая легенда, согласно которой тролли родились во времена потопа. Ленивые люди не удосужились последовать примеру Ноя и построить себе ковчег. Поэтому, спасаясь от потопа, они забрались в горы. От пребывания в горных пещерах люди пропитались сыростью и, когда вода спала, превратились в троллей. Из этих рассказов видно, что троллей считают чем-то вроде второсортных представителей человеческого рода. Во многих примитивных культурах существует аналогичное представление о человекоподобных обезьянах.
