Людмила Минич - Ступени в вечность
Ведатель умолк, но Маритха не смогла разлепить непослушные губы, чтобы спросить…
— Одно здесь правда — не будь его пророчества, женщина бы дольше протянула, гораздо дольше. Она сама себя по капле выпила, Маритха, Сама себя так быстро погубила. Старик лишь камень толкнул. Вот и обвалилось.
«Откуда же ты знаешь?» — ломала голову девушка.
— Знаю, — сказал он. — Знаю. Уж поверь мне.
И она поверила тотчас. Он знает. Да, знает. Все они, Ведатели, связаны. Все дела друг друга им ведомы. Только вот зачем их попутчице случайной открывать? Проклятый, проклятый старик! Ненавижу! Ненавижу! И ведь никакой ему выгоды с выходки злой! Никакой!
— А вот тут ты ошибаешься, женщина, — опять раздался надоевший голос.
Как же глупо она попалась, связавшись с Ведателем! Ни словечка, ни мыслишки от него не утаишь. Как будто совсем голая, да еще в такой мороз! Надо про себя повторять слова какие-нибудь простые, вот, например…
— А хочешь ему отомстить, Маритха? — внезапно уронил Ведатель.
Девушка застыла, сразу позабыв о своем намерении мысли от чужака прятать.
— А как? — осторожно спросила она у спины, маячившей в прорези меховой завесы.
— Так хочешь? Или нет?
— Как? — настойчиво повторила Маритха.
— А это уж совсем не твое дело. — Он хмыкнул вновь, как будто весь их мучительный… дурацкий этот разговор несказанно его забавлял. — Так хочешь или нет?
«Все они — одно. Скажу, что хочу, и этот меня тоже проклянет, как старик мою мать…» — не успела она удержаться.
— А скажешь «не хочу» — я твой обман издалека увижу, — подхватил он невысказанное. — Кажется, ты вовсе не глупа, а ничего так и не уразумела. Мне совершенно нет дела до какого-то старика. Что и кому он сделал — тоже не моя забота. Тебя пожалел, Маритха, потому и предложил.
«Пожалел…» Не жалеют с таким холодом в голосе. Не жалеют с издевкой! Да еще первых встречных. Нет, тут что-то другое скрыто.
— У меня правда ничего нет, — нерешительно протянула Маритха, не зная, что ему ответить. — Кроме меня…
— У тебя вообще нет ничего, что бы мне пригодилось, женщина. Потому не суши понапрасну свой разум. Так желаешь или нет?
— Нет, — против воли выдавила девушка и тут же пожалела.
— А как же иначе! Столько лет свой страх лелеяла — сразу не отбросить, — усмехнулся незнакомец.
— Первый в Храме Ашанкара сказал: каждому — свое, — безжизненно прошелестела Маритха, отчаянно сожалея о своей глупости.
Подумаешь, Ведатель. И правда — чего уж бояться-то? Однако боязно…
— Да, — его высокая шапка качнулась вперед, — каждому. Твоя мать свое получила. Ты, я вижу, тоже. И ему, старику твоему, тоже обрести свое… было бы полезно. Ты зря отказалась, Маритха. Щедрость в нашем мире — вещь редкая. Вряд ли кто-нибудь еще предложит тебе подобное. До самого конца.
Такая редкая, что в нее не верится, подумалось Маритхе. И никогда не поверится.
— Ведь я-то от него благо получила, — упрямо качнула она головой. — Он наш с Иганом союз освятил, не отказался.
— Открой глаза, Маритха!
Ведатель рассмеялся. Так же хорошо, как в самом начале. Без едкости и презрения, открыто, беспечно. Как почти никто никогда не смеется.
— До чего же ты глупа, если веришь в свои слова! — Внезапно, словно дубиной, огрел он девушку, уже было заслушавшуюся. — Освятил, говоришь? И где он, твой Иган? Освятил? И почему тогда ты в пустоши, а не в постели с мужем? Отчего не нянчишь первенца, а рвешься в Табалу, пограничный город, где находит приют всякий сброд?
— Его отец послал! — вскрикнула Маритха. — За золотом!
Этот человек отнимал у нее последнее, что осталось в этом мире, ее Игана. Отнимал то, что никто не в силах отнять, потому что подарено Бессмертными, и теперь ее навсегда. Ее, целиком и без раздела.
— Табала, женщина, не тот город, где свято чтят традиции, взлелеянные в Храмах. И Ведатели, что там обретаются, не похожи на других. Они… — хмыкнул опять незнакомец, — практичнее. Хитрее. Оказавшись там, я не стал бы надеяться на слова, сказанные три года назад в Ашанкаре.
— А ты из Табалы? — с трудом выговорила девушка, не желая понимать остального.
— Нет.
— Тогда откуда знаешь?
— Бывал. И не раз. Сама увидишь.
И больше ни слова.
Теперь Маритха уже не могла успокоиться. Встревожил, взбередил все раны, все темные подозрения и замолчал! Она ведь и сама все гадала, с чего бы отец Игана решился так нежданно услать ее нареченного, да еще в такую даль, будто во всей Великой Аданте не нашлось другого места. Зачем ему пытать удачу далеко в приграничье? Ведь Игану и так причитается половина мастерской отца Маритхи. Да еще половина дома. Вот как принесет вместе с ней дары в Храм Бессмертных, так все это ему и отойдет. С чего вдруг торговец так озаботился судьбою младшего сына, когда все только про старших и думают?
Маритха мерно покачивалась на теплой спине тарпа, но сон больше не шел, как ни гнала она непрошеные мысли. Даже заерзала, так захотелось спросить у спутника… Нет, не надо. Хоть бы словечко…
— Ведь ты же не глупа, совсем не глупа, женщина. Тебе ли не знать, что Ведатели редко дурные вести вслух возглашают. Кто же захочет родниться с такой семьей, как ваша? После такого пророчества? Кто захочет взять на себя чужое проклятие? Отец твоего нареченного не захотел, сам он — тоже. Никому не нужно такое счастье. Лучше бы старик не освящал вашего союза, помилосердствовал. Тогда твой Иган взял бы себе другую, а не бежал бы в такую даль. В Табалу скрылся, на самый край света, надо же!
— Он не такой! Он обещал! — почти простонала Маритха.
В ответ незнакомец только рассмеялся, равнодушно, мертво. Так, что кровь заледенела, а в пустоши и без того студено.
— Он не мог меня обмануть, — беспомощно повторила девушка. — Он слово дал перед Бессмертными. И потом перед Храмом обещал, что вернется.
— Значит, тебе не о чем беспокоиться! — снова насмешничал Ведатель. — Но почему ты не ждешь его в Ашанкаре, а бродишь по пустоши? Зачем тогда отправилась за ним, в далекий путь?
— Мне негде было ждать, — процедила Маритха.
Отец ее умер полгода назад, и муж Нихи, старшей сестры, взял под свою руку весь дом и мастерскую. Он не стал ее продавать, нанял человека, не такого уж знатного мастера, как отец, но дело понемногу шло. Маритхе из этого всего ничего не досталось. Пока Иган не вернется и права свои не объявит. Женщине только то полагается, что при муже перепадет. Таковы законы Бессмертных. А до тех пор, пока Иган не отыщется — жить Маритхе при родичах в бывшем отцовском доме… а теперь уже сестры… да не сестры, а мужа ее. Она там почти как прислуга. А как еще пять лет пройдет и истечет срок сговора, так она ни с чем и останется, служанкою Нихи. Сестриных детей будет нянчить, мужу ее угождать. Если кто-нибудь не подберет. А кому такая нищая нужна? Вот и решилась она в Табалу пробираться, Игана разыскивать.
