Галина Ли - Своя дорога
— Отх-дай! — коротко пролаял вожак.
На мгновение я онемел.
Ну, чего угодно можно ждать от диких зверей, только не властного «Отдай!». А может это вовсе не волки?
Чтобы проверить свои догадки, я так же кротко поинтересовался:
— Кого?
— Ди-тя!
Сложно передать человеческую речь неприспособленной для разговора звериной глоткой, но вожаку это удалось. Хотя, если уж говорить точно, оборотней сложно назвать животными. Они нежить, как и вампиры. И разговор с зубастыми тварями у меня такой же, как и с вампирами.
Я отвел в сторону свой меч, открываясь врагам, и с притворной добротой предложил:
— Возьми!
Двигались оборотни быстро, гораздо быстрее, чем их лесные братья, но и я парень не промах. Когда вервольфы кинулись вперед всей сворой, успел шагнуть в сторону и располосовать шею вожака. Вой и рычание огласили ночную тишину, и другие, более мирные звуки, словно закрылись в ракушки — лес настороженно прислушивался, ожидая исхода драки.
Второго волка я рубанул уже в прыжке, он рухнул на землю и забился в предсмертной судороге, оставляя глубокие борозды в мягкой земле. После его гибели справиться с последней парочкой не составило особого труда, даже не потребовалось преображение. Только один противник успел зацепить руку клыками, пропоров хорошую куртку.
К счастью, до тела он не добрался, иначе пришлось бы срочно бежать до ближайшей ведьмы и проводить очень болезненную процедуру.
Я еще немного постоял, прислушиваясь, а потом пошел рубить головы. Необходимо закинуть их подальше от дороги, хорошо бы совсем утопить, но не будешь же рыскать по незнакомому лесу в поисках водоема. Придется просто зашвырнуть, а то ведь вервольфы такие твари, нельзя оставлять их вот так, иначе на следующую ночь снова придется встречать гостей.
Пока я отделял волчьи башки от туловищ и скидывал их в общую кучу, застряв у трупа вожака, с которого для начала пришлось снять клепаный ошейник, девчонка выбралась из своего тайника. Я слышал ее возню, но головы не поворачивал, поэтому картина, что я увидел, стала полной неожиданностью. Маленький несмышленыш, сопя на весь лес, пытался приставить отрубленную голову одного из оборотней обратно к телу!
Не успел я сделать и пары шагов, как случилось нечто, не укладывающееся в мои представления ни об оборотнях, ни о людях, и уж тем более — о детях. Отрубленная голова с хрустом встала на место и приросла прямо на глазах!
Добраться до ребенка раньше ожившего вервольфа я никак не успевал, да это и не потребовалось. Зверь с тихим поскуливанием помотал из стороны в сторону приросшей головой, потом поднялся и шатающейся неровной рысью поплелся в лес! Но самое главное, могу поклясться, он превратился в самое обычное животное!
Против настоящих волков я ничего не имел, поэтому мешать не стал. Интересно было наблюдать, как срастаются на глазах мышцы и кости, закрываются раны, а в глазах появляется огонек жизни.
После чуда воскрешения вопросов по поводу личности малышки только прибавилось, зато стало понятно, почему на ребенка объявили охоту, и зачем он понадобился королю. Правда вместо пасторальных сюжетов с принародным воскрешением умерших, в голову лезли ужасы с болезненным умерщвлением и последующим оживлением врагов короны. Думается, что повторять этот процесс его величество мог до бесконечности.
Одно не укладывалось в нарисованную воображением схему — вампиры. Им то подобное чудо до одного места. Вампирам и мертвым неплохо.
Это только в балладах бродячих менестрелей кровопийцы мечтают снова стать людьми, в жизни все по-другому. Нет у них особых мечтаний, зато с избытком имеются неутолимые голод и жажда.
А менестрели и поэты — прирожденные лгуны. Они все пытаются приукрасить, сочинив пару слезливых баллад на тему великой любви вампира к девушке и наоборот. Любви — делающей нежить благороднее и дарующей ей душу. Ну, или о вожделении вампиров и оборотней к человеческим красавицам и красавцам.
Так вот, все это сплошное вранье. Не дано монстрам того, чего люди сами толком не умеют!
Я говорю про любовь, да и про вожделение тоже. Хотя, смотря, что подразумевать под словом «любовь». Я, например, мясной пирог тоже люблю.
Так вот у вампиров или оборотней любой человек вызывает приблизительно такие же чувства, что у меня хорошо приготовленное блюдо.
Еду, несомненно, можно вожделеть, но опять-таки не так, как поют менестрели.
С едой заниматься сексом не принято ни у нас, ни у нежити, хотя среди людей все же встречаются отдельные извращенцы, да разве стоит о них говорить.
Так чего же хотят от человеческого ребенка дохлые поганцы?
Малявка, не ведая, сколько сомнений и дум вызывает то, что она творит, потихонечку переходила от одного бездыханного зверя к другому.
Со стороны казалось, все происходит само по себе, без всяких вмешательств таинственной силы. Девочка просто подтаскивала за уши голову к туше, садилась рядом с мертвым зверем, с любопытством наблюдая за тем, как стягивается располосованная плоть и, хлопая в ладоши, когда очередной зверь оживал и убегал прочь, под спасительный полог леса.
После того, как трупы закончились, девчонка обратила внимание на меня. Она требовательно протянула руки, и я снова превратился в носильщика.
Небо уже окрасилось разгорающейся зарей, когда нам удалось, наконец, нагнать обозы торговца. На одном из его возов мы и добрались до столицы. Ни оборотни, ни вампиры по пути больше не попадались.
Купец оказался на диво молчаливым, даже не поинтересовавшись, куда делись мои воины, и откуда взялся ребенок.
Малышка, на счастье, тоже больше ничем своей необычности не выказывала. Никаких воскрешений или других чудес, а внешне она ничем не отличалась от других детей. Вырастет, скорее всего, красавицей не назовешь. Слишком светлые глаза, слишком широкий рот, слишком умный взгляд, особенно для ее возраста — с виду девчонке не больше трех лет.
А если учесть то обстоятельство, что она еще и немая, то шансов на удачное замужество совсем немного.
Хотя о каком замужестве может идти речь, если малышке предстоит вырасти при дворе? Дай бог, если до совершеннолетия доживет.
В нашу столицу, город, где жались друг другу тысячи домов, разделенные узкими улочками, мы добрались затемно. Ворота стражники открыли, не смотря на позднее время. Личная подпись и печать его величества на пергаменте с приказом пропускать подателя сего документа в любое время суток, сослужили хорошую службу.
Сонные караульные не остановили даже повозки купца, которого я объявил своим спутником. Это была небольшая благодарность с моей стороны за оказанное гостеприимство, не совсем бескорыстная, впрочем: тащиться по городу ночью пешком очень не хотелось.
