Владимир Крышталев - Возвращение чудес
— Оставим здесь. Если напоремся на людей барона, телега будет только мешать.
Некоторое время они молчали, а я раздумывал, что все это значит. Моя «группа захвата» все-таки поедет через владения Этвика? Мне придется путешествовать уже не на телеге, а на конской спине? Подобно тому, как иногда возят мешки с мукой? Час от часу не легче…
— Как повезем колдуна? — собеседник капитана задал весьма насущный вопрос. Кстати, я наконец-то понял: этот человек — помощник главы отряда, и также, возможно, своего рода друг. Это он высказался тогда, у моста.
Старший медлил, а я ждал его ответа с нетерпением… и надеждой. Вдруг мне предоставят хоть немного свободы и дадут собственного коня? Однако следующие слова выветрили из головы все романтические ожидания:
— Развязывать его нельзя, хоть это и затрудняет. Он же колдун, смотается в один миг!
Вот так. Всё донельзя логично. Суровая правда жизни: раз колдун — значит, смотается. А если б не был колдуном — тогда другой разговор.
Когда я смотрю на чужие предрассудки, мне всегда хочется или рассмеяться, или расплакаться. Дело не в том, что я плохо контролирую эмоции, а скорее в том, что глупость — единственное из явлений, которое еще способно нарушить мое внутреннее равновесие. Если человек принимает непроверенные утверждения как данность, в существовании которой нельзя сомневаться, — это уже диагноз. И неважно, какие именно утверждения приняты: о наличии ли колдунов в природе, или о том, что зимой всегда идет снег. Возможно, колдуны действительно существуют, но разве я дал повод так считать? Что я сделал такого необычного? Жил себе в небольшой деревеньке, лечил людей — пусть хорошо лечил, но без всяких там сверхъестественных методов. И при стычке, когда эти захватчики вломились в мой дом, я не демонстрировал чего-либо колдовского. А вот им сказали, что я колдун — значит, колдун. Им сказали, что колдуны чрезвычайно опасны — тоже истина. Спросить их: «Почему вы считаете, что колдуны опасны?» — они искренне удивятся: «Как! Это ведь все знают!»
У своих друзей я в подобных случаях спрашивал: «Но знаешь ли конкретно ты?» — и они начинали кое-что соображать. Однако мои друзья были не из глупых. Боюсь, нынешние конвоиры даже не поймут такого вопроса.
Переправа через речушку проходила не самым приятным для меня образом. Один человек перебрался на берег барона Этвика, а двое взяли меня за плечи, за ноги и, раскачав, бросили. В этом месте ширина реки не превышала двух метров, так что способ был вполне приемлем. Но только я не понял, почему бросали два, а ловил один. В отряде-то восемь человек!
Ловивший — Керт — принял меня на руки, но, видимо, мой вес его не устроил. Со вздохом он распластался на откосе, а я, не в силах ничего сделать, скатился по неудачному вратарю в воду. Бульк!
В следующий момент я обнаружил, что исследую особенности местного подводного мира. Где-то далеко, за стеной воды, послышались возбужденные крики. Может, мои конвоиры радовались удачному попаданию?
Мне не оставалось ничего, кроме как безмятежно созерцать лучи солнца, пронизывающие мутную воду, да еще тянущиеся со дна стебельки водорослей. Одна рыбешка размером с мою ладонь заинтересованно подплыла ко мне на уровне глаз и застыла, лениво шевеля жаберными пластинами. Наверное, соображала, что за новый объект появился в родной акватории.
Я бы объяснил рыбке, что никакой я не объект, и вообще здесь проездом, но — Р-раз! — кто-то схватил меня за плечи. Два! — рывок. И я наконец могу вдохнуть свежего воздуха.
На поверхности оказалось очень шумно. Бушевал в основном капитан. Он, багровый, как спелый гранат, бегал по берегу и с выражением перечислял то ли достоинства, то ли недостатки своих подчиненных.
— Я уже сказал, что колдун должен быть доставлен живым! Кому этого мало?
Виновники моего купания стояли, потупив взгляды. Однако раскаяния на их лицах я совсем не видел.
Сам я к купанию отнесся философски: пожалуй, мои конвоиры даже не подозревали, сколько времени я действительно могу находиться под водой… Только вот путешествовать дальше в мокрой одежде очень не хотелось.
Люди постепенно перебрались на берег барона, перевели лошадей, а капитан всё продолжал свой разнос.
— Керт, на твоем счету уже два замечания! Если будет третье — получишь только половину своей доли. Понял?
Глуповатая улыбка исчезла с лица здоровяка, и он нахмурился. Я же подумал, что воспитательный эффект теперь точно будет. Еще бы пару фраз, чтоб остальных убедить…
Но тут речь капитана все-таки прервали.
— Что здесь происходит? — громко и требовательно прозвучал незнакомый голос.
* * *
Человек привыкает ко всему. И моменты радости со временем кажутся более тусклыми, чем раньше, и неприятности теряют свою остроту. Постепенно жизнь становится сеткой предсказуемых операций, и мы точно знаем, что нужно вложить на входе, чтобы на выходе получить желаемый результат. Это дает хорошую уверенность в завтрашнем дне, но отнимает — саму жизнь. Когда все ситуации обыграны много раз, когда точно известны следствия, реальные переживания сменяются ожиданиями, а форс-мажорные обстоятельства воспринимаются как досадные помехи в игре. Иными словами, человек просто начинает проецировать свой внутренний мир вовне и видеть вокруг себя то, что ожидал увидеть. Порой это коренным образом отличается от реально происходящего.
Так мне рассказывал один философ еще во времена моего студенчества. Возможно, его слова выражали какую-нибудь высокую истину, которая действует всегда и везде, только мое восприятие жизни складывалось совсем по-другому. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
И вот теперь, когда ключевая фраза была сказана, я вдруг ощутил: некстати вспомнившийся философ, наверное, был все-таки прав. Жизнь в очередной раз оказалась не тем, что я о ней думал.
— Алексей, нам нужно поговорить, — произнесла Марго, легко коснувшись моего плеча.
Клод тактично испарился, и мы остались вдвоем. Для краткости я поинтересовался без обиняков:
— Значит ли это, что вы с Клодом водили меня за нос?
Ее не смутили прямой взгляд и довольно вызывающе поставленный вопрос.
— Алексей, наши с тобой отношения не были ложью.
— Да, ты играла превосходно.
Она мягко посмотрела на меня — совсем по-матерински. Я снова отметил, какие красивые у нее реснички. Длинные, светлые на кончиках и более темные у основания. Мне захотелось махнуть рукой на препирательства и обнять Марго. Однако вожжа уже попала под хвост коньку моих эмоций, так что вместо этого я выдал:
