Джон Барнс - Вино богов
Не мог и Седрик мысленно потешаться над королем вовсю, так как большую часть времени упивался собственными радостями. Так уж получилось, что Королевство несколько лет жило в мире, исключая только внезапное вторжение из Загорья прошлым летом. Эта война разразилась столь молниеносно (дело в том, что до Бонифация еще не успели дойти слухи, что Вальдо узурпировал престол и прикончил все королевское семейство, к тому времени, когда его войско вторглось в пределы Королевства), что поначалу в западных провинциях народ отражал атаки захватчиков, что называется, голыми руками. Но затем войску Вальдо было нанесено сокрушительное поражение на Колокольном Побережье, и с тех пор угроза войны стала весьма незначительной.
Так уж повелось, что в Королевстве начальник стражи являлся также и верховным главнокомандующим, но поскольку для деятельности на первом посту требовался отважный воин с хорошей реакцией, прекрасно владеющий мечом, а на втором — искусный и изворотливый руководитель, крайне редко труд на обоих поприщах приносил одинаковые успехи. За время долгого мира прежний начальник стражи, будучи безупречным мастером боевых искусств, армию забросил и довел до состояния удручающего разброда и шатания.
К счастью, Седрик в боевых искусствах был далеко не любителем и всегда сам отлично знал об этом, а что еще более удачно — он был и талантливым руководителем, что явствует из его прежней деятельности. Вскоре после того, как он заступил на пост начальника стражи, он принялся пробовать, пытаться, нажимать, допрашивать, оценивать, ссориться, вводить всякие новшества, отменять прежние приказы и отдавать новые таким зычным голосом, что очень скоро в армии был восстановлен образцовый порядок.
Поначалу он застал поистине ужасающую картину: дороги и укрепления разрушены, солдаты и офицеры обленились до крайности.
Седрик незамедлительно отдал приказы: перестроить, укрепить, перегруппироваться и приступить к каждодневной муштре.
Шайка дьякона Дика Громилы бесчинствовала уже возле самой столицы и даже на город время от времени совершала налеты, а однажды эти разбойники напали на капитана с небольшим отрядом и ограбили их — изъяли кое-какие вещи исключительно сентиментального свойства (а больше у вояк ничегошеньки не было при себе, так как квартирмейстеры постоянно задерживали выплату жалованья).
Тут же были организованы конные патрули, выставлены дозоры, зажжены сигнальные костры. На стенах крепостей воцарились устрашающего вида кулеврины, волна залпов и ружейного огня пронеслась по северным равнинам, сверкнули мечи на сотнях темных дорог, и довольно скоро Громила и его шайка, изрядно потрепанная и утратившая прежний задор, откатились далеко на север, где промышляли мелкими грабежами вдоль Длинной Речной дороги. В этих краях Седрик им закрепиться позволил, так как считал шайку Громилы необходимым компонентом естественного равновесия.
В королевском арсенале не было обнаружено ровным счетом ничего, кроме обрывков заплесневелой кожи, медных пуговиц и пряжек и здоровенных куч ржавчины. Ничего тут не было такого, что могло бы с треском взорваться, посему взорвался Седрик. Очень скоро плавильные печи и пороховые мельницы уже работали днем и ночью, кузнецы и оружейники дивно разбогатели на заказах, в частности, из-за того, что им не приходилось вопить на подмастерьев — это дело было поручено офицерам, раньше охранявшим проржавевший арсенал, передвижение которых по кузницам и у печей несколько сдерживали наручники и кандалы.
Занимаясь всем этим, Седрик чувствовал себя в своей стихии и тем упивался. Выявив в рядах армии потерявших выправку и разжиревших солдат, он закатил им такую муштру, что, как они ни стонали и ни проклинали его, в конце концов поняли, что на них куда благосклоннее стали поглядывать красотки из таборов у реки и вульгарианские девицы, прислуживающие за столиками и подтирающие пролитый бильж в придорожных кабачках, в народе именуемых «ступорами».
Седрик жестоко расправился с растратчиками и взяточниками. Самых закоренелых казнил, поскольку, на его взгляд, в тюрьмах они бы только тем и занимались, что грабили сокамерников, большими богачами которых и так назвать было нельзя. Седрик поднимался с постели ни свет ни заря, но спал крепко, как спят люди со спокойной совестью.
Но конечно, ему до смерти хотелось поручить такую работу, как «бессмысленное торчание во дворце с мечом наголо и обвинение за все, что идет не так, как надо» (так он говорил об этом в узком кругу), своим наиболее надежным заместителям.
Словом, занят был Седрик по уши, и времени на то, чтобы производить отбор кандидатов на должность начальника стражи, у него было ничуть не больше, чем у короля на просмотр соискательниц поста придворной няньки. А учитывая тот факт, что, как только подходящий начальник стражи будет найден, Седрику, хочешь не хочешь, пришлось бы вернуться к работе премьер-министра, он с выводами не торопился и с легкостью заключал, что каждый из претендентов — туповатый рубака, безмозглый осел, который тут же вернет войско в проржавевшее и заплесневелое состояние. В этом его настроения совпадали с настроениями короля.
Надо сказать, Седрик был недалек от истины, так как среди желающих трудиться на посту начальника стражи талантливых генералов было — по пальцам сосчитать. Дело в том, что слава прежнего начальника стражи в боевых искусствах была столь велика, что занять его место порывались именно отчаянные рубаки, а вот выдающиеся стратеги и полководцы, сомневающиеся в своих навыках фехтовальщиков, свои кандидатуры предлагать не торопились.
В общем, оба столь ответственных поста оставались вакантными, а поскольку они-то и были самыми важными, то про то, что Королевству необходимы придворный алхимик и придворная колдунья, и вообще было забыто. То есть претендентов вообще не принимали.
От такого пренебрежительного отношения многие из них (особенно колдуньи) не выдержали долгого ожидания и покинули Королевство, а по пути обратно со злости накладывали заклятия на дороги, деревья и мосты. Мало того: редкий алхимик удерживался от того, чтобы не плеснуть дрейксида — кошмарного зелья, от которого змеи и ящерицы превращались в драконов, — в пруды и канавы, где, естественно, расплодилась уйма всяческой ядовитой мерзости.
Седрик втайне радовался такому обороту дел, так как это давало ему возможность нагрузить солдат заданиями под завязку, да и королю скучать не приходилось: ему приходилось то и дело отправлять кандидатов в рыцари сражаться с чудовищами покрупнее.
Вот так прошел год и еще один день. Войско преобразилось до неузнаваемости. Бонифация стали за глаза называть «веселым» королем, и пошли слухи о том, что скорее всего в Хрониках он будет именоваться не Бонифацием Грозным, как полагали прежде, а Бонифацием Жизнерадостным. Седрик при дворе был — сама учтивость и галантность, а на поле боя — сама неустрашимость и задор. И всюду, куда бы ни забрасывала его судьба, он был очень доволен собой. Он даже бороду жевать перестал, и они с королем крепко подружились. А Аматус набирался ума-разума и подрастал — точнее сказать, подрастала половинка Аматуса.
