Елена Белова - Сердце феникса
Филин свысока оглядел остальных ученых и поправил на носу старомодные очки.
— Я предполагаю, что это рекламный трюк. Коллеги, следует иногда использовать мозг! Или в крайнем случае, быть в курсе новостей. В настоящее время ученые стремятся вместо фундаментальных разработок делать быстрые открытия. На публику. Дабы выгодно это свое изобретение продать.
— То есть вы считаете, что мы имеем дело с рекламной акцией какого-то ученого?
— Или группы. Должен сказать, что это не производит на меня благоприятного впечатления! Выскочки…
— Послушайте, если это открытие какого-то ученого, то это… гениально! — профессов Светличный с восторгом измерил толщину сосны. — Вы только представьте, какие преимущества…
— Сообщение о таких вот открытиях приходят из Челябинска, Петербурга, Вашингтона… и других городов. — остудил его восторг полковник, — Вы считаете, это под силу группе ученых?
Россия.
26 июля 2024года
Севастополь. Аэропорт.
15 часов, 55 минут.
— Ничего себе… — Павел Евгеньевич Христофоров, врач Севастопольской горбольницы, с удивлением оглядел переполненный зал аэропорта, — Что случилось? Разом сломались все самолеты?
— Называется, собрались на отдых, — недовольно проговорила Тамара, — Павел, сделай что-нибудь!
— Вы что, не слышали штормового предупреждения? — молодая женщина со спящей на руках девочкой расстроено смотрела на табло, — Полчаса назад объявили… Ожидается сильный ветер и дождь со снегом.
— Снегом?! — ахнула жена.
Летом?
Какого черта?
— Уважаемые пассажиры, все рейсы отменены из-за погодных условий. Просим вас пройти в гостиничный комплекс, — ожила голограмма девушки-информбюро, — Respected passenger…
— Послушайте… — Павел Евгеньевич вместе с женой пробился к стойке диспетчерской сквозь толпу взволнованных, нервных, расстроенных людей.
— Аэропорт не работает, — автоматически ответила диспетчер, не поднимая головы, — Штормовое предупреждение. Пройдите в гостиничный комплекс.
— Девушка, милая… Вы же можете переадресовать наши билеты? Например, в Балаклаву? А туда мы доберемся поездом.
— В Балаклаве не работает транспорт. Оползни из-за дождей. Дайте билеты. Попробуем отправить через подземный транспорт… А-а… — диспетчер прочитала конечный пункт и помрачнела, — Неаполь? Сожалею, но там не принимает аэропорт — метель.
Что?!
— А… а Рим?
— Вся Италия под циклоном. Аэропорты закрыты.
— Что-нибудь во Франции? — оживилась супруга, обожавшая родину мушкетеров и мод, — Лион? Канны? Париж, наконец?
— Париж закрыт. Там случилось что-то… что-то секретное, — понизила голос девушка, — В новостях нет, но что-то нехорошее. Даже связи с ним нет. Лучше в другое место.
— Гамбург? — предложила жена нерешительно.
Девушка пробежала пальцами по клавиатуре и всмотрелась в текст…
— Сожалею, — немного растерянно проговорила она, — Наводнение.
— Господи… Что творится с миром?
— Новая Зеландия? — Тамара решила переключиться на южное полушарие.
Новый набор, и уже откровенно испуганный взгляд:
— Цунами…
Что происходит?! Господи, что происходит?…
«Сначала будет снег… — вдруг прозвучал в ушах задыхающийся голос пациента из двенадцатой палаты, — Потом ураганы и штормы… и наводнения… Он… так… сказал…»
Кто — Он? Проклятье, да что творится?
Зал тем временем затих. Несмотря на странные помехи, новости все же вышли в эфир, хотя и странная там была заставка — черная. Черная?
Один за другим люди поворачивались к экрану… Экрану с руинами Сан-Франциско… Милана… Парижа…
Что происходит?!
«Потом… будет затмение… и на улицы… выйдут… демоны. И вампиры…»
Господи…
Испания.
Толедо.
26 июля 2024 года.
15 часов 35 минут.
— И вы понимаете, матушка Асунсьон, что от этого урожая зависит наша семья… — втолковывала гадалке сеньора Тисса, комкая в руках платочек. Всегда добродушное лицо казалось усталым и тревожным. Пухлая рука то и дело трогала крестик на груди, словно прося прощения за визит к богопротивной гадалке… Матушка Асунсьон ее понимала — Семья Тисса, как и все в их тихом испанском городке, жила доходами с земли, и для нее внезапно наступившая среди лета зима (снег, холод, лед) была катастрофой. Не будет урожая — не будет денег. Не заплатить банку проценты по ссуде. Не купить наконец новую машину… Не поехать в престижный русский университет быстроглазой веселой Сантине, их дочке…
Она понимала, но… что она могла сделать? Никто в городе пока не знал, почему гадалка вдруг прекратила принимать клиентов. Все равно пытались придти, просили, обещали больше денег, чего только не обещали! А ей просто нечего было им сказать.
— Матушка Асунсьон… вы настоящая провидица. Посмотрите. Удастся ли нам… Может, хоть сад спасем…
Хрустальный шар почему-то жжет руку жаром… потом холодом. Потом болью. Что за…
Матушка Асунсьон, потомственная ведьма, провидица и гадалка, едва сдерживается, чтоб не отдернуть руки… Что с шаром? Что с ее даром? Последние недели он то и дело отказывает ей, непонятно почему… Словно… словно его кто-то глушит. И не только у нее. И Тереза из Мадрида, и предсказатель Сантис — те, что были ей знакомы — все жаловались… не могли заглянуть в будущее, не получалось.
Ладно, попробуем хоть что-то сказать. Как бесталанные коллеги, что не видят, а только болтают. Стыдно, но что поделаешь… Шар наконец яснеет и наливается светом… хорошо… Только почему-то багровым… Руки жжет… Терпение… Главное, что ее молчащий уже три недели дар наконец вернулся…
— Что ты хочешь знать, Мария?
— Роща… Наш сад, он переживет морозы? Наш виноградник? Переживет?
В шаре все сильней мерцает алый свет…
Матушка Асунсьон против воли не может оторвать глаз от багровых бликов…
Бликов, которые для нее, гадалки — картины будущего.
Что это? Что?..
Этого не может быть! Это… это…
Сантина не поедет в Университет этой осенью… Она придет домой грозовой ночью, и когда заплаканная мать бросится ее обнять, девушка улыбнется, показывая отросшие клыки. Ее семья не найдет приюта в церкви — как во сне, мелькает лицо отца Маттео — очень белое, с хищной улыбкой осматривающего бывших прихожан… А это… Господи… Росита, внучка, ее внучка! Ее скромная девочка, ее преемница-гадалка, светлая ведьма, в черном кожаном жилете на голое тело обнимает демона… А тот расстреливает огнем семью мэра… Горячо… Больно… Один за другим перед внутренним взором мелькают дома — с выбитыми стеклами, сорванными дверями… забрызганными стенами… пустые, пустые… серебряное распятие, вплавленное в мостовую… Асунсьон этого уже не увидит — ее дом станет пеплом еще до перелома лета…
