Андрэ Нортон - Корона из сплетенных рогов
Эти две путешественницы, как я решил, ехали сами по себе, не примыкая к людям лордов. Я заметил, что Оуз однажды подъехал к повозке и перекинулся с женщиной несколькими словами, причем девушка отъехала несколько назад, чтобы дать ему место у повозки. То, что бард говорил с этой женщиной, означало то, что она принадлежит к тем, кто обладает Внутренним Знанием, несмотря на то, что она почти нищая.
Я думал, что они свернут в сторону с кланами влиятельных и богатых лордов. Ведь там у нее будет работа по лечению болезней физических и духовных. Однако, кланы отделялись и уходили, а эти двое со своей повозкой оставались.
Никто не может задавать вопросы Мудрой Женщине. Они не молятся Пламени, но ни кто не может их порицать за это. Они обладают своим внутренним искусством, и многие воины и женщины, рожавшие детей, благословляют и благодарят их. Они свободны приходить и уходить и служить всем, не задавая вопросов.
Однако каждый может узнать то, что захочет. Так я раскрыл, что девушку зовут Гатея. Она была подкидышем, которого Мудрая Женщина взяла на воспитание. Таким образом она жила отдельно от народа и не принадлежала ни к простому люду, ни к тем, кто живет в холлах.
Ее трудно было назвать красивой. Тело ее было слишком худым, кожа слишком коричневой. Черты лица чересчур острые. Но в ней было что-то привлекающее. Может быть та свобода, с которой она ходила и ездила, ее независимость, которая поражала сердца мужчин. Я поймал себя на том, что думаю, как же она выглядит во время праздника, когда вместо короткой куртки и камзола на ней одето длинное платье, а волосы не заколоты вокруг головы, а распущены, и в них серебряная цепь с тонко позванивающими колокольчиками, как у дочери Гарна, Инны. Я не мог себе представить нашу Инну, перевозящую через реку лягающуюся овцу. Одна рука крепко держит животное за шерсть, а другая подгоняет лошадь, заставляя ее идти вперед.
И когда Мудрая Женщина не повернула за фургонами Мило, я был очень удивлен. Я не думал, что она решила ехать с людьми Тугнеса. Они с девушкой никогда не останавливались в их лагере, а устраивали свой собственный костер вдали от них. В соответствии с обычаями Мудрые Женщины никогда не жили в обществе, они всегда искали свое место, где они могли варить свои травы и делать свои дела, некоторые из которых были тайнами и не могли быть открыты непосвященным.
Тащить повозки по песку было очень трудно, и мы теперь шли еще медленнее. Этой ночью мы устроили лагерь прямо на берегу, возле утесов. Для многих из нас море было чужим, и мы неуверенно смотрели на него. Только дети чувствовали себя отлично, они собирали ракушки, охотились за морскими птицами, которых здесь было великое множество.
Когда лагерь был установлен, любопытство привело меня к берегу, туда, где одна волна догоняла другую, чтобы с тихим плеском умереть в песке. Воздух у моря был таким, что им хотелось до отказа наполнить легкие. Я смотрел на темнеющие воды и удивлялся мужеству тех, кто строит хрупкие деревянные скорлупки и пускается в плавание по этому бурному огромному загадочному морю, вооружась только своим искусством.
Я смотрел на мерцание воды в небольших лужах между камней. В этих лужах кто-то жил — странные создания, каких я никогда не видел. Они удивили и заинтересовали меня. Я опустился на корточки и стал наблюдать за ними, за их жизнью и охотой. А они действительно были охотники, и добывали себе пищу, как любые сухопутные создания — пожирая себе подобных.
Плеск воды оторвал меня от наблюдения. Я повернулся и увидел Гатею. Ноги ее были босы, брюки завернуты выше колен. Она стояла в воде и изо всех сил тянула длинную красную водоросль, похожую на виноградную лозу. С водоросли свисали большие листья. Эта водоросль держалась крепко, и Гатея, несмотря на все ее старания, не могла вытащить ее.
Я не успел подумать, как уже сбросил сапоги и, даже не заворачивая штанов, вошел в воду и взялся за водоросль чуть позади ее. Я стал помогать ей. Она оглянулась через плечо. Тень мелькнула на ее лице, но затем она кивнула, согласившись принять помощь, и мы стали тащить.
Но упрямая водоросль не поддавалась. После нескольких безуспешных попыток я бросил водоросль и вынул меч. Она снова кивнула, но требовательно протянула руку, и я, опять не раздумывая, отдал меч ей. Затем я взялся за водоросль, а девушка двумя ударами разрубила ее. Одной рукой она подхватила ее, а второй протянула мне меч, рукоятью вперед.
— Благодарю, Эльрон из дома Гарна.
Голос ее был низким, хриплым, как будто она говорила чрезвычайно редко. То, что она знает мое имя, тоже было весьма удивительно, так как никто из наших ни разу не говорил ни с ней, ни с ее хозяйкой. А к тому же я вовсе не был заметной фигурой в нашем клане.
— Что ты собираешься делать с этим? — спросил я, выбравшись на берег. И так как она не отвергала моей помощи, хотя и не просила ее, помогал ей вытащить водоросль на берег.
— Листья нужно высушить и растолочь, — заговорила она тем тоном, с которым крестьянин говорит о сене. — Этим хорошо удобрять почву. А кроме того она обладает другими свойствами, о которых знает Забина. Это хорошая находка, да и сорвали мы ее в подходящее время.
Я посмотрел на скользкую длинную ветку, которую мы вытащили из воды. Песок налип на ее острые листья. Я подумал, как часто бывает так, что вещи оказываются лучше, чем они кажутся.
Затем она ушла, ни сказав больше ни слова и волоча ветку за собой, пока я стряхивал песок с ног, чтобы снова одеть сапоги. Приближался вечер, и я направился в наш лагерь, чтобы поесть и поразмышлять над тем, что принесет нам следующий день, и сколько нам еще идти, пока мы доберемся до той земли, которую выбрал Гарн для нашего поселения.
Я приготовил себе похлебку из сушеного мяса, хлеба и воды и принялся за еду. Но ложка моя остановилась на полпути ко рту. Я увидел двух незнакомцев, которые подошли к центральному костру. Квен, который сидел, скрестив ноги, рядом с Гарном, махнул им рукой, но сам Гарн не поднял руки и только смотрел на них ровным безразличным взглядом, не опуская рог для питья.
И тут я узнал лорда Тугнеса. Я видел его много раз во время путешествия, но впервые он был так близко ко мне, что я мог дотронуться до его ножен.
Он был низенький, широкоплечий. Его любимым оружием был боевой топор, и упражнения с ним дали ему огромную физическую силу. Когда он сидел на лошади, то выглядел весьма внушительно, но пеший он передвигался маленькими шажками и казался еще более тяжелым, чем был на самом деле.
Как и все мы, он был одет в кольчугу поверх дорожного камзола. Шлем был у него в руке, и ветер играл его жесткими красно-коричневыми волосами… В отличие от людей нашей расы, которая имела скудную растительность на лице, у него была широкая борода, которой он очень гордился. Над широким ртом был нос, который в юности ему сломали, и теперь он был кривой и расплющенный. Поэтому Тугнес постоянно фыркал.
