Макс Фрай - ПрозаК
— Ах, мой милый Августин! — отвечал тот с несколько ядовитой улыбкой. — Работать, работать и не жалеть никаких сил на достижение поставленной цели.
Августин (а вернее — Герман) тихо ярился и не мог взять в толк — откуда у этого старого сморчка столько пробивной силы?
Друзья (но лишь самые близкие) шутили иногда: "Вальтер, только не вздумайте скакать по люстрам! Вас, увы, не поймут".
Впрочем, злоупотреблять этой шуткой не рекомендовалось, поскольку энергия Вальтера выплескивалась временами в самых странных формах.
Благодаря такой своей живости Гофман — а было ему уже под семьдесят — до сих пор пользовался успехом у женщин, в том числе профессиональных. И если вы знакомы с этой публикой, то понимаете прекрасно, что пользоваться у них успехом совсем непросто; как непросто очаровать мастерством торга опытного багдадского купца.
Одна данцигская шлюха цинично говаривала своей товарке о Вальтере: "Выебать, может, и не выебет, но удовольствия масса".
Хотя давайте же вернемся в кабинет этого живчика, ведь там сейчас происходит одна из ключевых сцен моего рассказа.
— Садитесь, герр Дебречени, — сказал генерал, тряся руку Шандора. — Кофе? Коньяк? Шнапс, быть может?
Шандор отказался.
— Без околичностей, — генерал сделал короткую паузу. — Известно ли вам, дорогой Шандор, об используемой нашими дальневосточными союзниками тактике Kamikaze?
Шандор прочистил горло.
— Kamikaze? Извините, герр генерал, впервые слышу, — он все еще не привык к своему новому голосу. Голосовые связки здорово повредились.
— Это очень интересно. Они берут устаревшие и неисправные самолеты, грузят их взрывчаткой, и… летят в сторону солнца, — генерал лучезарно улыбнулся: "Я вижу вас насквозь, Шандор".
— Простите?
— Представьте себе, один Kamikaze способен уничтожить целый авианосец.
— Точность должна быть невелика, да и выбрасываться с парашютом над морем… попасть в плен почти наверняка… Плюс шанс не успеть — а тогда верная гибель, — Шандор кашлянул. — Это нелепица, извините.
— А они не выбрасываются, Шандор. Понимаете, они не выбрасываются.
— Вот как.
В бункере ватная тишина. Еле слышно нарезают время напольные часы, да за дверью, где-то далеко, раздается невнятное бормотанье.
Шандор потер щеки.
— Фанатики-самоубийцы?
— Вас это не шокирует?
— Нет, пожалуй, нет. Нисколько, герр генерал.
— У нас скопилось множество старья… летающий металлолом. Мы, конечно, передаем его союзникам, но… это неэффективно. Извините, если вас это задевает.
— Не задевает, герр генерал.
— Мы хотели бы создать экспериментальное подразделение. У нас достаточно старых «Ю-87», у нас есть взрывчатка. У нас есть летчики — настоящие патриоты Рейха. И у нас есть опытные пилоты, которые, к сожалению, по тем или иным причинам не могут служить… в обычных частях. Такие как вы.
— Звучит заманчиво, — хмуро сказал Шандор.
— Мы предполагаем использовать вас прежде всего в качестве инструктора. Ну а там… Кто знает? Это будет очень просто для вас, Шандор, — улыбнулся Гофман, — делаете все, как обычно, только из пике не выходите. А дальше — бумм! — и наши враги повержены.
— А мне — почет и слава.
— А вам — почет и слава.
Вальтер тихо смеется. А в бункере — ватная тишина…
— Я согласен, герр генерал, — сказал Шандор.
Он был не дурак — про себя он думал то же самое, что Алексей Корчук любил говаривать своим боевым товарищам на привале. Но что, черт возьми, ему было терять? Да нет, Шандор, быть может, и сам не вполне понимал, отчего он согласился на это странное предложение. То ли действительно Гофману удалось сыграть на его суицидальных настроениях, — даром что замысел этот был очевиден, — то ли что-то иное совсем вынудило его пойти на такой шаг. Он хотел бы считать, что ему просто все равно. А для нас эти рассуждения играют малую роль. Нам важно то, что господа офицеры вполне друг друга поняли, и достигли согласия влет, без колебаний.
И говорить тут больше не о чем.
Гофман кивком отпустил Шандора, и тот направился к выходу.
— Капитан Дебречени, — Шандор уже приотворил дверь, когда голос Гофмана ударил по нему.
— Слушаю, герр генерал! — манера Гофмана переменилась. Он буравил Шандора глазами, а губы его сошлись в тоненькую линию.
— Не вздумайте болтать, капитан. Это мой вам дружеский совет.
— Яволь, герр генерал! — Шандор щелкнул каблуками, пытаясь не показать лицом начавшуюся внутри матерщину.
Никаких шуток. No shit, как сказали бы американеры.
Ебаный параноик.
Абсурд. Абсурд. Абсурд. "Ты сам виноват, болван, ты выбросил себя самого в пространство бреда".
Когда это началось? Со СМЕРШа? С волшебного перехода через линию фронта? В лазарете? С того момента, когда больше всего на свете ему хотелось дышать, когда он чувствовал, как что-то с треском рвется внутри его глаз? С Мышонка Вальтера?
Какая вам разница, Шандор? Здесь не действуют известные вам законы, но кто сказал, что они действовали когда-либо раньше? Война для вас закончилась, и началось безумие, — но была ли вообще та война?
Идите, Шандор, работайте. Делайте то, что не может быть несделанным. Разве вы желали когда-либо иного?
Итак, вот оно, новое назначение. Почетная, блядь, задача. Они стояли в нескольких десятках километров от линии фронта (которая перемещалась с отвратительной быстротой). На грунтовом аэродроме расположились три десятка древних «Штук». Ржавье, хлам. Их переделывали прямо на месте. Снимали оружие, часть навигационных приборов. Урезали кое-как топливные баки (они текли, но кого это волновало?)
В длинном дощатом сарае стояли грузовики с аматолом.
У Ю-87 с "боевым грузом V0a-7d" изменялась центровка. Машина так и норовила задрать нос и свалиться. Летать на этой сволочи было непросто даже для опытного пилота. А опытных пилотов на смерть так просто не посылают; для почетной задачи должны найтись другие — расходный материал в самом прямом значении выраженья.
Шандор вместе с тремя другими инструкторами целыми днями обучал чокнутых югендовцев.
Они снова стояли на Украине: четыре аса и стадо зеленых юнцов, которые быстро продвигались по пути в могилу.
"Фениксами Гофмана" командовал оберст Герман Хеншель. Типичный солдафон, глыба мяса с сержантским голоском и лицом оттенка "Кровавой Мэри", он питал слабость к контролируемой истерике и рукоприкладству — а прикладывать было что. Летал, впрочем, отменно, хотя и перевалил за пятый десяток.
Молодняком он занимался мало, потому что брезговал.
Кроме него и Шандора, был среди них еще гауптман Эрнст Бах, — отличный бомбер, воевал в Испании и во всех последующих кампаниях, но выдвинуться не сумел, поскольку был аполитичен, подозрительно мягок манерою и вообще совершенно не соответствовал образу неустрашимого и безжалостного арийского война. Чертами лица он сильно напоминал одного великого композитора, но не своего однофамильца, — что было бы, согласитесь, уже немного чересчур, — а не менее прославленного Людвига ван.
