Екатерина Бальсина - Чупакабра
Ладно, решил маг, пусть посидит в моей спальне. А там будет видно, куда его девать.
Зверь с любопытством потрогал лапой ступени лестницы.
— Интересное дерево. Я таких еще не встречал. Почему оно такое изогнутое?
— Это лестница, — пояснил Тиллирет и показал, как по ней надо ходить, поднявшись на пару ступенек. — Мы сейчас поднимемся по ней в мою комнату. Сегодня тебе придется терпеть мое общество еще и всю ночь.
Чупакабра забавно высунул изо рта кончик тоненького розового языка, то ли раздумывая, то ли дразнясь.
— А там я точно буду в безопасности?
— Безусловно. Даже если Пину взбредет в голову вломиться поутру в мою спальню, то я сумею тебя защитить.
— Ну ладно, тогда пошли, — и зверь проворно запрыгал по лестнице вверх, причем почему-то исключительно на задних лапах, поджав передние к мохнатому животу. Что-то мне это напоминает, подумал маг, только вот что? Точнее, кого?
В спальне Тиллирет посадил зверя в такую же магическую сферу, только поменьше — что поделать, эта комната не отличалась большими размерами. Чупакабра тут же свернулся клубочком и заснул. А маг еще долго лежал в темноте, размышляя над причиной неожиданного приезда своего старого друга.
Утро началось с грохота. Внизу что-то громко зазвенело, явно прощаясь при этом с жизнью, затем до моих настороженно приподнятых ушей донесся голос вчерашнего визитера. Я поднял голову и укоризненно посмотрел на белошерстого, который при первых признаках шума подскочил на своей лежанке и сейчас по-совиному слепо таращился на дверь, словно силясь разглядеть на ней, что послужило причиной для нашей неурочной побудки.
Внизу загремело что-то еще. Я бы на месте белошерстого уже давно спустился и посмотрел, что за медведь залез в мою берлогу и разносит ее на части.
Видимо, белошерстый пришел к такому же мнению, потому что сорвался с лежанки и бросился к двери. Та как раз в этот момент распахнулась от полученного внушительного пинка. Нос белошерстого и край двери на полпути встретились, раздался характерный хруст со стороны обоих, и белошерстый, подвывая от боли, опустился на пол, обеими передними лапами держась за ушибленное место. Я невольно поморщился.
— Тилли, дружище! — в комнату ввалился черноклокий. — Право, не стоит становиться передо мной на колени. Хотя не скрою, что польщен, очень польщен.
— Идиод! — прогнусавил белошерстый. — Ды мде дос сдомал!
— Чего? — не понял тот. — Какой еще дос? О чем ты?
— Ты мне нос сломал, придурок, — уже отчетливее повторил мой хозяин. — И дверь. И что ты там так старательно разбивал?
— Твои редкие шойенские [1] вазы, — черноклокий бесцеремонно обошел белошерстого и развалился на его кровати. — Нечего было ставить их под ноги. Разумеется, я споткнулся об одну, а затем налетел и на вторую, — его взгляд упал на меня, и черноклокий просиял: — О! Говорящая зверушка! А я тебя помню! Или ты уже не говорящая?
— Говорящая, говорящая, — мрачно подтвердил я. — Причем в основном нецензурно.
— Ух ты! — еще больше восхитился черноклокий. — А я уж было списал это на две бутыли ямазийского [2] вина двухсотлетней выдержки. Ан нет, сие не сон и не белая горячка. Последнее особенно не может не радовать.
Белошерстый наконец поднялся на ноги.
— Пин, ты что, совсем рехнулся? Какого черта ты врываешься ко мне в спальню, да еще в такую рань? — Тиллирет, вне себя от гнева, отвел руки от лица, явив всем присутствующим покрасневший и перекошенный нос.
— Дружище, — радостно возопил Пинмарин, одним движением руки вправляя пострадавший орган товарища на место. — Я просто не мог дождаться твоего пробуждения! Меня переполняет энтузиазм и жажда творчества. И мне не терпелось заразить этим и тебя.
— По-моему, тебя переполняет вчерашнее спиртное и хроническое помешательство, — с опаской косясь на приятеля (это чем это он собрался его заразить? И каким, интересно знать, образом?), Тиллирет боком-боком отполз к окну, под прикрытие тяжелой парчовой шторы.
— И это тоже, — энергично кивнул Пин. — Дружище, я сейчас просто лопну от счастья. И — я в этом нисколечко не сомневаюсь — когда ты узнаешь, почему я здесь, с тобой случится то же самое.
— И зачем же ты здесь? — осторожно поинтересовался Бродяга. У него резко засвербело в левой пятке, что являлось несомненным признаком надвигающейся катастрофы.
— Тилли, мой самый дорогой, самый лучший, самый старый друг, — прочувствованно провыл Пин, — мы идем в поход!
Тиллирет так и сел с размаху на пол. В углу глухо закашлялась чупакабра.
Нет, вы это слышали? Эти два старых пенька собрались в поход! Да белошерстый по лестнице-то полчаса поднимается и из кресла с кряхтением вылезает, о каком походе может идти речь?
Я не удержался и глухо закашлялся, пытаясь скрыть напавший на меня приступ смеха. Представляю, как эти сморчки, держась друг за друга и посыпая трухой всю округу, будут брести по дороге. Максимум, на что их хватит, так это дойти до развилки, а дальше? А дальше их придется нести. Вперед задними лапами, как это принято у людей.
Тут я вспомнил одно маленькое обстоятельство, от которого мне сразу же стало не до смеха. Если белошерстый и вправду соберется идти с приятелем, то как же я? Что будет со мной?
— Пин, ты шутишь! — Тиллирет с трудом поднялся с пола и присел на кровать рядом с другом. — Какой поход? Ты что, забыл, по сколько нам с тобой лет?
— Что такое возраст при нашем-то мастерстве? — отмахнулся приятель. — Так, досадное недоразумение. Давай, дружище, пошевеливайся. Даю тебе пару часов на сборы, и выступаем.
— Что? Куда выступаем? — всполошился Бродяга. — Я никуда не пойду! Что ты еще выдумал, Пин? У меня дом, хозяйство, постоянные клиенты. Зверь редкий, в конце концов.
— Да ладно тебе, Тилли, — Пин заискивающе заглянул в глаза друга. — Неужели тебе не хочется иногда тряхнуть стариной и снова побродить по городам и странам?
— Вот именно, что старина здесь является ключевым словом, — жестко отрезал Тиллирет.
— Ой, да брось! — поморщился Пин. — Есть еще порох в пороховницах. Разве тебе не хочется иногда выкинуть что-нибудь эдакое, как раньше? Неужто ты забыл, как мы с тобой однажды забрели на ночлег в пещеру, облюбованную летучими мышами-вампирами, и те три километра гнали нас по бездорожью, поочередно гадя на головы? Или как мы на спор оприходовали на двоих бочонок красного вина и отправились истреблять оборотней в Волчьем лесу? Эти славные ребята долго смеялись, вытаскивая нас из выкопанной нами же ловчей ямы, а потом пригласили в свое селение и угостили отменным шашлычком. Или как мы по ошибке забрели в гарем ингарского султана и устроили там переполох? Или…
