Далия Трускиновская - Сумочный
– Да я и сам хотел! – огрызнулся Прохор. – Моих сил тоже уж не стало!
– Сумочным, говоришь, служил? – вспомнил Феоктист Степаныч. – Ох, стар я стал, врунишку не раскусил! Ты не сумочным – ты мусорным служил! На городской свалке! Да разве у тебя есть о порядке понятие?
– О порядке – есть… – проворчал Прохор. Да что толку оправдываться… Домовой дедушка пожалел, что не забрал у него документа, куда теперь можно было честно вписать – к работе негоден, разоритель и погубитель, а не сумочный. Велел собрать скромное имущество и подниматься на антресоли – чтобы и минутки лишней не задерживаться в приличном доме.
Он бы много чего еще наговорил – да голоса на кухне что-то крепчать стали.
– Я не шучу и шутить не собираюсь! – звенела хозяйка. – Я тебе в последний раз предлагаю работать у меня шофером! Больше я тебя никуда пристроить не могу!
– И зарплату положишь? – глумливо поинтересовался хозяин.
– Сколько все шоферам платят – столько я и тебе!
– И ждать за рулем, пока ты не нагуляешься со своими хахалями?
– Ты что? Совсем сдурел? Какие тебе хахали? Ты еще следить за мной попробуй! Ты полагаешь, что у меня есть время и силы на хахалей? Два я домой прихожу – с ног валюсь! Мне уже даже ты не нужен!
– Это я вижу! – прогудел хозяин.
– И что же? Я должна построить для тебя завод? Привезти станки? Обеспечить госзаказ? И тогда ты соблаговолишь надеть грязную спецовку? И вкалывать? Лешенька! Время другое! Проснись!
Хозяйка звенела почище всякого будильника, но хозяин, как Прохор уж понял, просыпаться не желал.
Он не хотел шоферить у хозяйкиных подруг, он не хотел учиться на балансоспособного бухгалтера, он не хотел сидеть охранником на складе, он не хотел даже в грузчики, а твердил о том, что руки просят работы, но хозяйке это было совершенно непонятно.
Феоктист Степаныч поспешил на кухню – ему как домовому дедушке, получающему хорошие подарки, надлежало блюсти мир в семье. И что-то он там наколдовал – стало тихо. Через гостиную в спальню пробежала хозяйка. Сунулась в сумку за мобильным телефоном – ахнула!
– Батюшки! Крыса, что ли, завелась?..
Поняв, что иначе не получится, она перевернула сумку вверх дном и стала вытряхать все непотребство над креслом. Прохор еле успел уцепиться.
– Лешка! Ты посмотри!
Вошел хозяин. Хмыкнул.
– Полна квартира крыс – хоть бы ты что сделал! Мужик в доме, называется!
Хозяйкина логика была Прохору непонятна. Крысы вот ни с того ни с сего размножились… Но хозяин не возражал, что-то он в этих глупых словах услышал такое, такое…
Хозяйка с мобильником поспешила в спальню и закрылаь там, чтобы без помех поговорить. Будь Прохор мужиком, спросил бы – с кем у нее, голубушки, завелись секреты? А вот хозяин не спросил.
Он просто сел в низкое кресло, так тяжко сел, что кресло простонало.
– Доигрался, Лешенька… – сказал он сам себе.
Пасмурный Прохор, не имея возможности выбраться, сидел со своим узелком в сумке и подглядывал в щелку. Пасмурный Лешка – в кресле. И длилось это невесть сколько. Наконец хозяин поднял крупную голову, обозрел все квартирное великолепие, тягостно вздохнул.
– Тошно… – проворчал.
Ох, как Прохор его понимал!
Хозяин уставился на свои крепкие, тяжелые ручищи. И Прохор на них уставился с уважением. Такими лапами топор держать сподручно, пни корчевать, быка за рога наземь валить…
– А!.. – литой кулак треснул по журнальному столику, по самому углу, и треснул от души. Посуда взлетела в воздух и рухнула на ковер, стол встал на дыбы, Прохор втянул голову в плечи.
Хозяин встал. Посмотрел сверху на все безобразие.
– К черту! – только и сказал. Без всякого кривого слова, коротко и вполне пристойно послал он к черту этот журнальный столик, и ковер, на котором столик стоял, и паркетный пол, покрытый этим ковром, и двадцать шесть квадратных метров гостиной, выложенные паркетом.
В воздухе явственно повеяло надеждой!
Прохор высунулся из сумки по пояс. И увидел хозяйскую спину. В прихожей началась суета. Хозяин что-то сволакивал с антресолей. Прохор съехал по крутому боку кресла и понесся на шум.
То, что он увидел, заставило его прям-таки застонать от восторга.
– Мой… – без голоса прошептал Прохор. – Мой!.. Мой!..
А прочие слова уж и ни к чему были.
Хозяин сбросил с антресолей старый рюкзак, литров на сотню, запустил в хлам ручищу по самое плечо и, поднатужившись, вытянул свернутый спальник.
Он уходил.
Уходил!
– Хозяин! Слышь, хозяин! – заорал Прохор. – С собой-то возьми!
– Это что еще за нечистая сила? – Хозяин вроде удивился, но не испугался. – Дедушка домовой, ты, что ли?
– Не домовой я! Сумочный!
– Какой?..
– Сумочный! – вдруг заново ощутив позор своей карьеры и покраснев под шерсткой до ушей, выкрикнул Прохор.
– Вот те на! По сумкам, что ли, промышляешь?
Это уже было превыше всяких сил.
– Ну, промышляю! – заголосил Прохор. – Станешь тут промыслителем, когда жрать нечего! Хозяин кинул! В холодильные не берут! Домовым дедушкой – рекомендаций требуют! А у вас в дамской сумке вакантное место открылось!
– Ты, что ль, у моей там бардак устроил? – Лешка расхохотался. – Ну, силен! Так выдь, покажись! Авось поладим!
По голосу было ясно – здоровенный мужик не против, чтобы при нем кормился еще кто-то, не сильно беспокоясь о сиюминутной пользе от постояльца.
– Чего на меня смотреть? На меня вам смотреть не положено! – отвечал Прохор. – Ты отвернись – я к тебе в рюкзак шмыгну. Я ж на самом-то деле – рюкзачный! Я сколько при рюкзаках служил! При настоящих – при «ермаках»!
– Точно?
– Точно! И спички у меня всегда сухие были, и крупа не рассыпалась, и шнуры не путались! Рюкзачное дело я туго знаю! Ночью костер стерегу! До рассвета разбужу, если на рыбалку! Троих хозяев мой лучший рюкзак сменил – вот последний-то меня и кинул… Другой приличный рюкзак в наше время поди найди… – Прохору вдруг показалось, что больно уж расхныкался, и это не придется Лешке по нраву, он ужаснулся собственной дури и выпалил первое, что пришло на ум, чтобы спасти положение: – А чтобы сигареты отсырели – да сам утоплюсь, а сигареты сберегу!
– Ну, ты мужик деловой, – одобрил хозяин. – Ладно, шмыгай, рюкзачный. Авось поладим. Есть же еще гда-то заводы, там люди работают! Есть же еще стройки! Хватит с меня этих калькуляторов!
– Не пропадем! – поддержал Прохор. – Ты если тушенку брать хочешь – сейчас банки клади, хозяин. Хватит с меня этой помады! А я баночку к баночке уставлю, ты их и не почувствуешь.
