Уильям Кинг - Победитель троллей
"Я меньше всего тогда думал, что это приведет меня сюда, – думал Феликс. – Приведет к охоте на чудовищ в Таинственную ночь". Он иронично улыбнулся. Очень легко петь о смелых подвигах в тавернах, где ужас скрыт за словами искусного поэта. А здесь все было по-другому. Внутри у него все холодело от страха, а давящая атмосфера побуждала бежать отсюда с отчаянным криком.
"Одно утешение, – говорил он себе, – что это будет прекрасным материалом для поэмы". Если только он останется в живых, чтобы написать ее.
Лес становился все более дремучим и непроходимым. Деревья изгибались, как страшные корявые твари. Феликсу казалось, что они следят за ним. Он постарался отогнать от себя эти выдумки, однако туман и потусторонний лунный свет только распаляли его воображение. Ему казалось, будто каждую тень отбрасывает какое-либо чудовище.
Феликс посмотрел вниз на гнома. На лице у того застыла смесь отвращения и страха – Феликсу казалось, что гном никогда не чувствует страха, однако теперь он понял, что это не так. Ярость влекла Готрека на поиски его участи. Понимая, что его собственная смерть может быть уже где-то близко, Феликс задал вопрос, который долгое время боялся произнести.
– Господин Победитель троллей, что же вы такое совершили, что обязаны теперь искупить? Что за преступление заставляет вас так карать себя?
Готрек посмотрел на него, затем отвернулся, чтобы исследовать темноту вокруг. Феликс заметил, как задвигались, подобно змеям, жилы на его шее.
– Если бы другой человек спросил меня об этом, я бы убил его. Я прощаю тебя за твою молодость, и твое невежество, и тот обряд дружбы, через который мы прошли. Прикончитьтебя значило бы то же, что убить родича, а это ужасное злодеяние. Мы не будем говорить о подобных преступлениях.
Феликс не понимал, почему гном так привязался к нему. Готрек взглянул на него, словно ожидая ответа.
– Я понимаю, – сказал Феликс.
– Понимаешь, человечий отпрыск? Правда? – голос гнома был жестким, как треск рассевшегося камня.
Феликс печально улыбнулся. Он внезапно ощутил, какая пропасть лежит между человеком и гномом. Он никогда не поймет их странных запретов, их фанатичной верности клятве, приказам и их гордости. Он не понимал, что заставляет гнома выполнить наложенный на себя гибельный обет.
– Твой народ слишком строг по отношению к себе, – сказал он.
– А твой слишком мягок, – ответил Победитель троллей. На какое-то время воцарилась тишина, но вскоре их обоих напугал тихий сумасшедший хохот. Феликс обернулся, выхватив меч, и занял оборонительную позицию. Готрек поднял секиру.
Что-то вынырнуло из тумана. Когда-то это было человеком, решил Феликс, глядя на очертания этого существа. Оно выглядело так, словно безумный бог держал его над дьявольским огнем до тех пор, пока плоть не сплавилась и не стекла, оставив ему эту новое жуткое и отвратительное обличье.
– Этой ночью мы будем танцевать, – сказало существо высоким голосом, без малейшего признака разума. – Танцевать и трогать…
Оно мягко повернулось к Феликсу и ударило его по руке. Феликс в ужасе отпрянул, поскольку пальцы этой твари, подобно выводку червей, закружились возле его лица.
– Этой ночью возле камней мы будем танцевать, и прикасаться, и тереться друг о друга. – Тварь потянулась обнять Феликса. Она улыбалась, обнажая мелкие заостренные зубы. Феликс стоял спокойно – он чувствовал себя зрителем, отдаленно наблюдающим за происходящим. Откинувшись, он направил острие меча в грудь этой твари.
– Не приближайся, – предупредил он. Та улыбнулась. Ее рот, казалось, растягивался вширь, показывая все больше острых зубов. Губы закатились назад до основания, и теперь половина лица этого чудовища, казалось, состояла из влажных сверкающих челюстей, а пасть ввалилась, как у змеи. Тварь все тянулась вперед, напарываясь на меч, пока на ее груди не засверкали кровавые раны. Чудище издало клокочущий, идиотский смех.
– Танцевать, трогать, тереться и есть, – сказало оно и вдруг с нечеловеческой быстротой увернулось от меча и прянуло на Феликса. Но какой бы ни была быстрой эта тварь, Победитель троллей оказался быстрее. В середине прыжка его секира вонзилась в шею чудовища. Голова покатилась во тьму, а из туловища брызнул кровавый фонтан.
"Этого не произошло", – думал Феликс.
– Что это было? Демон? – спросил Готрек. Феликс услышал возбуждение в его голосе.
– Я думаю, когда-то это было человеком, – сказал Феликс. – Одним из тех искалеченных людей, меченых Хаосом. Они прокляты уже при рождении.
– Он говорил на твоем языке.
– Иногда это искажение незаметно, пока они не подрастут. Родственники думают, что они больны и всячески защищают их, пока те не найдут свою дорогу в лес и не исчезнут в нем.
– Родичи защищают этих выродков?
– Такое случается. Мы не говорим об этом. Просто очень трудно отвернуться от тех людей, которых ты любишь, даже если они… изменились.
Гном недоверчиво уставился на него, затем покачал головой.
– Слишком мягко, – сказал он. – Слишком мягко.
Воздух был спокоен. Иногда Феликсу казалось, что он ощущает чье-то присутствие за деревьями, и у него мороз подирал по коже, когда он вглядывался в темноту, ища движущиеся тени. Неожиданная встреча с Искаженным вернула емучувство опасности. Он испытывал одновременно великий страх и великую ненависть.
Часть этой ненависти была направлена на себя самого за этот страх. Он чувствовал себя больным и опозоренным. Он решил, что бы ни случилось, больше не повторять своей ошибки и не стоять, подобно овце перед закланием.
– Что это? – спросил Готрек. Феликс взглянул на него.
– Ты что, не слышишь, человечий отпрыск? Слушай! Это похоже на пение. – Феликс пытался уловить звук, но ничего не слышал. – Мы уже близко. Очень близко.
Они продвигались бесшумно. Хотя они шли в тумане, Готрек стал осторожен и сошел с тропинки, укрывшись в высокой траве. Феликс последовал его примеру.
Теперь он различил пение. Оно будто бы звучало из сотен глоток. Некоторые голоса принадлежали людям, другие были более низкие и как будто звериные. Мужские и женские голоса сливались с медленными ударами барабанов, звуками тарелок и нестройными трубами.
Феликс мог расслышать только одно слово, повторяющееся вновь и вновь, пока оно не проникло в его сознание. Это слово было "Слаанеш".
Феликс вздрогнул. Слаанеш, темный повелитель неназываемых удовольствий. Это слово означало отвратительную пучину развращенности. Его шепотом произносили в пьяных притонах и порочных домах Альтдорфа те, кто пресытился настолько, что стал искать удовольствия выше человеческого понимания. Это имя связывали с испорченностью, излишеством и темной стороной общества Империи. Для тех, кто поклонялся Слаанешу, никакое возбуждение не казалось противоестественным и ни одно удовольствие не было запретным.
