Олаф Бьорн Локнит - Подземный огонь
Мои запасы подходили к концу, и по дороге пришлось подстрелить козленка. Коптить или жарить мясо не хотелось, да и к известной мне пещерке я добраться не успел. Придется сырым съесть. Немного противно и солить надо побольше, а так ничего.
Следующее же утро выдалось замечательным. Ни тебе низких туч со снегом, ни пронизывающего ветра, все вокруг сияет и переливается, так что глазам больно. Узкая вытянутая долина за Ледяным перевалом лежала, как на ладони. Запирающие выход из нее скалы упирались в ярко-голубое небо, и какое-то время я просто стоял на перевале, смотрел на все вокруг, напрочь забыв, для чего я сюда забрался.
Наверное, от прадеда мне досталась не только внешность, но и еще что-то особенное, чему названия не подобрать. Скажем, вся наша семья молится Митре, а мне навсегда запал в память рассказ деда о боге Асгарда. Его зовут Имир, это снежный великан, хозяин гор. У него есть дочери – Атали и Аса. Это самые красивые и опасные девушки на свете. Они танцуют с ветрами на склонах Граскааля и манят за собой заблудившихся путников. Еще никто не сумел догнать Атали и Асу, зато многие погибли, пытаясь это сделать. Имир – жестокий бог, как и горы, в которых он живет. И дети его жестоки, что смертные, что бессмертные…
Тут я сообразил, что торчу на самой седловине перевала и пялюсь на горы, вместо охоты. Кажется, я даже всерьез ждал, что по соседнему склону вот-вот пронесется снежный вихрь, из него выбежит прекрасная Атали и засмеется, как льдинки звенят в ручье – холодно и чисто. Чего только в голову не взбредет, пока шастаешь в одиночку по горам!
И тут я ее увидел! Не Атали, конечно, а дрохо. Наверное, она уже давно на меня глазела, прячась за камнями. Белая мохнатая шкура почти сливается по цвету со снегом, мне на миг показалось – сугроб дрогнул и переметнулся с места на место. Только откуда у сугроба глаза – черные, круглые и блестящие?
Нашлась, наконец, моя дрохо. Теперь осталась малость – подкрасться поближе и выстрелить, да постараться попасть в глаз.
Ящерица, наверное поняла, что я ее тоже увидел и не отстану, и даже прятаться особо не стала. Подняла голову, оскалилась во всю пасть и зашипела. Я ведь забрел на ее охотничью землю, значит, я – законная добыча, только опасная. Что такое луки и копья, снежные зверюги уже давно усвоили. Дрохо намного умнее и коварнее белого барса или чудовищ из Гипербореи. Они считают, что Граскааль принадлежит им и только им. В чем-то ящерицы правы. С эдакой тварью никто по доброй воле связываться не станет.
Но мне нужна ее шкура. Хочешь – не хочешь, а придется снежной ящерице расстаться со своей красивой шубкой.
Дрохо выскользнула из-за своего укрывища и понеслась вниз. Я не бросился за ней, а прикинул, куда она может целить. Во-он к той груде валунов. Значит, и я побегу туда, но с другой стороны и не так быстро. Настичь снежную ящерицу человеку все равно не под силу, но вот перехитрить – вполне можно.
Высоко над горами проплыл отдаленный гулкий раскат. Наверное, лавина сошла. Я и дрохо на миг остановились, одинаково прислушиваясь, а потом припустили дальше. Она убегает, я догоняю. Главное – не поменяться местами. У нее – и когти, и зубы, и длинный хвост, которым можно запросто кости переломать, а у меня только лук и кинжал. Ну, и еще голова на плечах. Как бы дрохо не крутила, все равно она от меня не уйдет.
Эй, прадед Эйвинд, как тебе живется там, в палатах Имира? А вот твой правнук бежит по хрустящему снегу за мохнатой гибкой тварью, и ему уж точно хорошо!
* * *
Носились мы по ущелью почти до полудня. Пару раз подлая скотина едва не проскочила мимо меня и не удрала. Сколько за это утро я зарылся носом в снег – и не сосчитать.
Все же я добился своего – загнал дрохо в узкий верхний конец долины. Выход из ущелья запирает отвесная стена высотой в десять-двенадцать ростов человека, по ней даже барсу или горной козе не взобраться, а уж тяжелой ящерице и подавно.
Дрохо все же попыталась сбежать. Цепляясь когтями за какие-то трещины и выбоины, она вскарабкалась почти на половину стены. Потом промерзшие камни не выдержали, подались, и ящерица рухнула вниз.
Когда я добрался до скального обрыва, дрохо сидела на груде каменных обломков и таращилась по сторонам обалдевшими круглыми глазами. Увидев меня, зашипела, приоткрыв пасть с острыми желтоватыми клыками, и начала бить хвостом по снегу.
Я не стал подходить близко. Случалось, загнанная в угол снежная ящерица прыгала на охотника. Если она собьет тебя с ног – верная смерть. Разорвет на кусочки или так покалечит, что больше не поднимешься.
Дрохо словно поняла, что наша беготня и игра в прятки подошла к концу. Это была старая, опытная зверюга с длинным, густым мехом, кое-где вылинявшим и из белого ставшего желтоватым. Наверное, она не один год прожила в ущельях и распадках Граскааля, охотясь на горных коз и безнаказанно таская овец с людских пастбищ. Может, она понимала, что бежать ей некуда, да и все равно не удастся?
Ящерица вдруг перестала шипеть и яростно хлестать хвостом по камням. Замерла на месте и отвернула огромную голову, покосившись на меня с откровенным презрением. Мол, на этот раз тебе посчастливилось.
Все, что мне оставалось – наложить стрелу, натянуть лук да выстрелить. Таким выстрелом можно гордиться. За десяток шагов прямо в глаз. Дрохо мотнула головой, как-то судорожно дернулась, потом обмякла и растянулась на камнях. Наверное, стрела через глаз вошла прямо в мозг. Хорошо, что ящерица умерла быстро, совсем не мучаясь. И не только потому, что ее дорогая шкура не попорчена…
Может, зеленый камешек помог? Не зря же мне так захотелось его достать.
Только никакой талисман не поможет в том, что сейчас придется делать. Мерзкое занятие – на морозе обдирать только что убитого зверя. Кровь хлещет и тут же застывает, тяжелая, еще теплая туша примерзает к холодным камням. И сам по уши перемажешься, и все вокруг будет загажено. Липкий кинжал то и дело выскальзывает из рук, лезвие срывается, едва не разрывая с таким трудом добытую шкуру…
Несколько раз я вставал и отходил в сторону – передохнуть. Сил моих больше не было смотреть на эту гору дымящегося мяса, внутренностей и торчащих костей, валявшуюся на подтаявшем снегу.
Я уже почти закончил, то есть добрался до задних лап дрохо, когда глубоко под землей что-то шевельнулось. Что-то огромное, дремлющее, внезапным толчком вырванное из долгого сна. Мне показалось, будто земля на миг качнулась, а окрестные горы вздрогнули.
«Землетрясение», – первое, что пришло в голову. Такое в Граскаале порой случается. Последние судороги гор на мое памяти происходили года три или четыре назад. Тогда частично завалило Седловой перевал, а большой оползень перекрыл течение Гремячей реки. Река, впрочем, быстро размыла мешавший ей завал и побежала по прежнему руслу, а весенние дожди унесли горы камней и грязи с перевала.
