Елизавета Дворецкая - Дверь в скале
Поднявшись, плот остановился, дверг вывез тележку в новый коридор и распрощался с Багой у дверей, которые снаружи сторожил привратник с топором на длинной рукояти, но другой. Теперь Бага самостоятельно налег на ручку тележки и вывез добычу наружу, в дневной свет. В первую минуту вид снаружи показался ему совсем незнакомым, но тут же он с облегчением узнал западный склон Джековой горы. Вниз вела широкая дорога, которой, кстати, в его мире не было, а была узенькая полузаросшая тропинка, которой почти никто не пользовался.
— Эта, а как я отсюда в Клох-то попаду? — спросил Бага у привратника.
— А идите, как всегда ходите, — непринужденно ответил тот. — Только думайте про себя: мне, дескать, надо в Клох, а не в Двельярберг… А еще лучше не думайте, а просто ждите, что придете в Клох, как всегда, — туда и придете.
— Да, много думать — оно вредно, — согласился Бага и налег на ручки тележки.
Когда Бага вернулся, мастер Гаахт уже рычал от злости и грозил как следует начесать лентяю загривок. Однако при виде добычи он сразу переменился в морде и стал осматривать уголь, обнюхивать, пробовать на зуб. В общем, здесь знали, что такое каменный уголь, но поблизости его не имелось, а возить издалека себя не оправдывало, да и качеством он был много хуже.
— Неужели старина Джек открыл угольные залежи в горе! — изумился Улган, старший сын Гаахта.
— Ну, ему теперь жизнь пойдет! — восхитился его приятель Инкатурх. — Больше деревьев не рубить, в яме не возиться — за него уже вся работа сделана!
— Дурень ты! — прорычал Гаахт. — Уголь копать — тоже та еще работа. Что, правда в наших горах нашел? — Он посмотрел на приемыша, прищурив глаза под косматыми седыми бровями.
— Вроде как в наших… — Бага даже не знал, как теперь отвечать. — Но только… в другой ветви реальности, во!
Толком поработать сегодня не получилось. То и дело приходили соседи и спрашивали, неуверенно отводя глаза: «А правда, Гаахт, что болтают… То есть я, конечно, не верю, но народ болтает, что подмастерье твой, ну, полукровка ваш, вроде бы в сказочном мире побывал и мешок золота оттуда принес, который, вроде того, дракон под горой сторожил… Ну, я-то смекаю, что того быть не может, но ребята болтают, а старуха моя все пихает: поди да поди, узнай, что там такое… Может, пойдем в «Луну», выпьем пивка, а ты нам все и расскажешь, а?»
Горы Ущербной Луны — то самое место, где, по легендам и сказания, зародилась когда-то раса орков и откуда расселилась постепенно по свету. Поэтому в каждом орочьем квартале каждого городка, куда добрались косматые дети гор в поисках лучшей жизни и честного заработка, обязательно имеется трактир под названием «Ущербная Луна». Уже никто не помнит, кто первый додумался так назвать это полезное заведение, но, видимо, имелось в виду, что яблоневка, светлое пиво и черный орочий эль наиболее способствуют просветлению памяти и даруют способность узреть духовным оком древнюю прародину.
В орочьем квартале Клоха, который ничуть не хуже других городов со смешанным населением, своя «Ущербная Луна» тоже была, и содержал ее Сиргух Одноглазый, бывший вояка из герцогской стражи, уволившийся по причине потери глаза, а на выплаченное жалование перекупивший трактир у бывшего, окончательно спившегося владельца. Вообще-то каждый день там имели право сидеть только отцы семейств и мастера, а подмастерьям и прислуге туда ход был открыт только в субботу. Чтобы, значит, за этот благословенный вечер они успели выпить недельную норму, за воскресенье отлежаться, а утром понедельника уже были на рабочих местах и ждали распоряжений, свежие и бодрые, как огурцы, то есть зеленые и в пупырышках. Но в ближайшие несколько дней в «Ущербную Луну» пускали всех. Молодые парни и подростки сидели на полу, потому что заведение вовсе не было рассчитано на такое количество народу. И было непривычно тихо. Вообще-то орочий трактир легко найти по звуку, потому что даже в мирном настроении орки горланят все разом и каждый считает своим долгом переорать другого. Но все слушали Багу. Третий вечер подряд он рассказывал о своем визите в мир двергов, и даже те, кто уже слышал, все-таки приходили опять.
И слушали так усердно, что когда на третий день, в четверг, у Сиргуха Одноглазого появился совсем не обычный посетитель, его поначалу никто не заметил. В городах орки вообще-то стараются вести себя мирно и лапам воли не давать, но на своей территории чужих не любят и не приветствуют. И люди, если есть какое-либо дело к оркам, стараются решать вопросы в воскресенье, в одном из трактиров на Рыночной площади, куда старшие орочьего квартала нарочно для этого приходят. И уж точно мало кто пойдет в орочий квартал поздним вечером, да еще в одиночку.
Однако именно так все и было. Заметил гостя Бага, потому что он один сидел лицом ко входу и увидел, когда дверь вдруг приоткрылась, впустив невысокую, тонкую, совсем не орочью фигурку.
От удивления Бага даже замолчал. Фигурка была здесь вызывающе неуместной. Маленькая и таинственная, в темном плаще с опущенным на лицо капюшоном, она заметно выдавалась из привычной обстановки родного квартала, и Бага сразу понял, что к нему пришло продолжение недавнего приключения.
Заметив, что он смотрит на дверь и молчит, остальные тоже стали оборачиваться, вынимая трубки изо рта и отставляя тяжелые кружки.
Поняв, что привлекла внимание, фигурка сделала маленький шаг вперед и сняла капюшон.
По рядам сидящих орков прокатилось низкое утробное рычание — от удивления. Гость оказался не просто человеком, а еще и женщиной — молодой девушкой с гладко заплетенной косой, как носят служанки и прочие девицы из трудового простонародья. На ней была обычная юбка из синего сукна, с длинными завязками на левом боку, белая рубашка и серая шерстяная шаль крупной вязки, сколотая на груди круглой медной брошкой, самой дешевой, из тех, что в рыночные дни продают сотнями. Но вот лицо ее никому не показалось бы обычным. Не так чтобы она была очень красива, хотя, на вкус орков, все человеческие девушки слишком бледны и худосочны. У нее было округлое лицо с маленьким прямым носом, большие глаза с легкой косинкой наружу, широкий, решительно сжатый рот — но в ней чувствовался ум, сила и еще какая-то неоднозначность, как будто она не только то, что видно каждому, но и нечто совсем другое.
«Полукровка!» — осенило Багу. Но уж совсем не орочья полукровка, как он сам. Тонкая кость, белая кожа, роскошные волосы и яркие искры в глазах, цвет которых он в полутьме трактира не мог рассмотреть, сразу вызывали мысли о чем-то далеком, недостижимом, но прекрасном до головокружения. Короче, в ней явно присутствовала эльфийская кровь, что делало все происходящее еще более удивительным. Чтобы эльф или хотя бы полуэльф вообще заметил существование тупых, косматых, грязных орков? Не смешите. Заметить это дикое племя возвышенные Перворожденные, дети Королевского Места [2], могут разве что как цель для своих волшебных луков, и то если орки ну очень мешают им жить.
