Александр Самсонов - Кощеевы земли
Автовокзал, оставшийся неизменным с юношеских времен, встретил толпами народа и старыми, потрепанными долгой жизнью и плохими дорогами автобусами. Несколько облезлых раритетов, испуганно притулившихся у посадочной площадки, «радовали» слух громким треском прогоревших глушителей. В дополнение пессимистических прогнозов в расписании пункта назначения Ламбушка не значилась, как будто ее не существовало в природе. Кассирша, услышав вопрос, долго морщила лоб и, когда Басанов уже решил, что ответа не дождаться, радостно воссияв, заявила:
— А туда маршрута нет, лет десять как автобусы не заезжают. Но вы можете поехать на Заонежье. Скажете водителю, где остановить, а дальше уж сами, попуткой или как.
Посчитав информационную функцию исчерпанной, она уткнулась в кроссворд, который, судя по исчерканости, служил подспорьем для разностороннего развития не одному поколению работников общественного транспорта.
Это «или как» послужило мощным источником вдохновения. Басанов битых три часа бегал вокруг автовокзала в поисках какого-нибудь частника или попутки, но все усилия договориться оказались тщетными. Либо не по пути, либо при слове «Ламбушка» водители шарахались от него как от чумы. Плюнув на легкий путь и смирившись с дорогой трудной, Никита в конце концов втиснулся в какой-то расхлябанный драндулет, для того чтобы в течение четырех с половиной часов в придавленном виде трястись по неремонтированным весенним дорогам Карелии.
У заваленной валежником и грязным снегом развилки, почти не заметной посреди грустного черно-серого леса, автобус остановился. Никита, кряхтя, протащил сумки к открывшимся дверям. В салоне наступила мертвая тишина, и лишь вслед, через закрывающуюся дверь, женский тихий, испуганный голос своеобразно пожелал ему доброго пути:
— Прости его грешного, Господи. Пазик, взревев мотором, торопливо скрылся за поворотом. Проводив взглядом умчавшийся транспорт, Басанов присел на корточки и с тоской посмотрел на грязную, покрытую ноздреватым мокрым снегом дорогу. До деревни предстояло шлепать километров сорок, незаезженные сугробы со стопроцентной точностью указывали, что механизированным транспортом на оставшейся части пути не пахнет. Это в городе весна взяла в свои горячие руки инициативу, растопив остатки снега на тротуарах и газонах в течение нескольких дней. Здесь же апрель проявился солнечным небом да редкими проплешинами между голыми деревьями. Никита упрямо сжал губы — пасовать перед трудностями он не любил. Почти шестьсот верст позади, и раскисать на последнем этапе путешествия — это не в стиле энергичного молодого человека. Отступать он не собирался.
Взгромоздив сумки на плечи, вьючным верблюдом Басанов побрел слегка утоптанной тропкой, проваливаясь по щиколотку в подмокший снег. Задора хватило примерно километров на десять. Затем сумки полетели наземь, удобный придорожный пенек ненавязчиво скользнул под мягкое место, и вкусная сигарета, сдобренная полемическими размышлениями о пользе прогулок на свежем воздухе, дополнила ощущение комфорта. Длительного перекура хватило для принятия короткого решения. В нескольких шагах от дороги приметная разлапистая ель ассоциировалась с камерой хранения. «Именно то, что надо, — мелькнула шальная мысль. — Сегодня спрячу — завтра заберу».
Расправив тяжелые ветки и притрусив снегом следы, Никита уже собирался идти налегке дальше, когда из густого кустарника с другой стороны дороги послышалось легкое шебуршание и сдавленное хихиканье. Резко обернулся — никого. Ладно. Пробормотав: «Почудится же всякое», — он решительно повернул в сторону деревни.
Сделав несколько шагов, Басанов все же резко повернулся назад и... замер в удивлении. Из-под елки, где вроде бы надежно лежали замаскированные от постороннего взгляда сумки, торчала тощая задница в армейских камуфляжных штанах.
Никита осторожно подкрался к незнакомцу. Подпрыгнул, взмахивая ногой, и жесткий носок ботинка воткнулся в обтянутый зелено-коричневыми разводами зад. Под елкой смачно хрюкнуло и, обламывая ветки, к верхушке дерева устремился худой старичок, лицом напоминающий небезызвестного Ильича. Правой рукой он шустро перебирал по стволу, а в левой — судорожно сжимал двухлитровую бутылку «Абсолюта», которая до этого мирно покоилась в одной из сумок.
Увиденное разозлило и рассмешило одновременно. Дедок, задрав козлиную бородку, попытался влезть повыше, но ему не повезло. Верхушка дерева с громким треском обломилась. И так и не выпустив из рук ни бутылку, ни колючий полуметровый вершок, «прообраз» вождя скатился по ветвям в наметенный за зиму, но уже сильно подмокший сугроб.
— Ну что, ворюга, попался!
Никита сделал грозное лицо и, уперев кулаки в бока, навис над стариком. Большого желания устраивать разборки у него не было — дедок ему не соперник, но проблему надо же как-то решать.
— Что, мозги напрочь съехали? Готовься к экзекуции, сейчас буду бить.
Басанов протянул к воришке руки, чтобы приподнять это чудо и вытряхнуть из штанов. Представив, как опустит его голым попом в размокший сугроб и там оставит, он злорадно оскалился. В тот же миг припорошенное иголками и прочей лесной трухой лицо мужичка расплылось в радостной улыбке, левый глаз подмигнул, и неожиданно для такой маломерной комплекции старикан прокричал густым басом:
— Здравствуй, Никитушка, ты чевой-то хулиганишь, аль не признал? Это ж я, Силантий! — Дедок резво вскочил и продолжил: — Меня Аким послал тебя встретить, а ты сразу — экзекуция, экзекуция. Совсем в этом городе охренел, слов каких-то понабрался бандитских. Еще и дерешься. Вот скажу деду, что не встретил. Как потом до дому пешком по глухомани доберешься?
Силантий, не выпуская бутылку из рук, обиженно скривил лицо и сделал шаг назад. Никита узнал старика. Перед ним стоял старый Силантий Ращупов — по-своему знаменитая в деревне личность. В Ламбушке он слыл, невзирая на преклонный возраст, главным шутником и озорником. За десять лет ни внешне, ни по сути, деревенский прикольщик так и не изменился — такой же шустрый и непредсказуемый. Несмотря на «веселость» характера, в деревне его уважали. При всей непоседливости, шутовстве и неуемности в розыгрышах, старик дело знал. Держал крепкое хозяйство с множеством различной скотины, считался лучшим лесником в районе и всегда помогал односельчанам в домашних делах без всякой для себя корысти. В общем, личность во всем выдающаяся.
— Ну, дед Сила, ты даешь! Зачем по вещам лазаешь? Выпить так хочешь или что? — Долгая разлука с деревней сделала Басанова грубее, и былые деревенские авторитеты в какой-то мере утратили старые значения. — Встретить собрался, как же. Прячешься, как партизан, и водку воруешь.
