Елена Хаецкая - Завоеватели
— Этрурия выпала Белловезу, — возразил Сефлунс. — А вот Сеговез как раз сгинул в лесах.
— Сам ты сгинул, — огрызнулся Фуфлунс, мгновенно осушив слезы, — склеротик.
Сефлунс прижался к двери большого дома, возле которого они остановились, увлеченные спором.
— У меня уже в ухе звенит от твоей болтовни, — недовольно сказал Сефлунс.
— В каком?
Сефлунс прислушался.
— В правом.
— В правом ухе звенит в час мыши, — сказал Фуфлунс, — к убытку или порче. — Он выдернул нож из притолоки. — Сейчас я тебе организую порчу.
Неожиданно дверь приоткрылась, толкнув Сефлунса в спину.
— Кто здесь? — тихо спросил женский голос. Мелькнула керосиновая лампа, прикрытая шалью.
— Почтенная матрона, — торжественно произнес Фуфлунс, отступая на шаг. — Мы посланы в этот глупый мир, населенный людьми, Великим Магистром Разенной, дабы спасти какого-то безмозглого воина, пораженного этой новомодной дрянью… как ее… поняла ли ты меня, матрона?
— Клянусь Менерфой, женщина, лучше бы тебе ответить нам не медля, — подхватил Сефлунс. — Велика мощь нашего Магистра… И всего этрусского народа в целом.
Он оглушительно чихнул и схватился за нос.
— К веселию, — мрачно отметил Фуфлунс.
Боги замолчали и уставились на женщину. Моргая сонными глазами, она ошеломленно разглядывала их. Фуфлунс был выше ростом, чем его собрат-бог, но сходство между ними оставалось значительное: резкие черты лица, круглые черные глаза, длинные черные волосы, прямые плечи. На голове Фуфлунса была простая полотняная лента, поднимающая волосы надо лбом, а Сефлунс носил плетеный головной убор в виде совы с опущенными крыльями.
— Вас прислал Разенна? — спросила Анна-Стина.
— Да это… как его…
Сефлунс возвел глаза к ночному небу и заунывно провозгласил:
— Великий Магистр, да продлит Элизабет дни его, да наполнит она их радостью…
Старый бог поперхнулся посреди своей выспренней речи и надрывно закашлялся. Стараясь перекричать собрата, Фуфлунс встрял:
— Потому что воевать не умеете, вот что! Палите в белый свет как в копеечку, а потом плачете, когда в вас пули попадают! То ли дело римское копье с наконечником из мягкого металла! Коли застрянет в кости, нипочем не вытащишь, так и подохнешь…
Сефлунс перестал кашлять и с раскрытым ртом уставился на Фуфлунса. Потом, собравшись с силами, закричал:
— Это ты о чем? О pilum? Об этой дурацкой палке? Вспомни лучше зазубренные аланские стрелы! Вот это оружие! Бьет с полумили!
— Так уж и с полумили! — завопил Фуфлунс. — И ста метров не будет! Твои аланы стрелять не умели! Вот татары!
— А что татары?
— Да! И гунны!
Оба замолчали, багровые от гнева.
Анна-Стина подняла лампу повыше.
— Вы что, лекари?
— Ну да, безмозглая курица! — сердито сказал Фуфлунс.
Анна-Стина слегка отстранилась, пропуская их в дверь. Они протиснулись в дом следом за ней. Оставив лампу на столе. Анна-Стина кивнула в сторону распростертого на диване Синяки и села неподалеку. Она была босая, в легком халатике.
Фуфлунс и Сефлунс переглянулись. Они предполагали, что Разенну беспокоит судьба великого воина, израненного в битве с этими гнусными Завоевателями, и приготовились увидеть гору мышц, временно выведенных из строя. Вместо этого они оказались перед щупленьким пареньком, который весь горел и еле слышно бормотал себе под нос какую-то ахинею.
Фуфлунс для верности указал на него пальцем.
— Вот это нужно спасать?
Анна-Стина кивнула.
— Вас точно прислал Разенна? — переспросила она недоверчиво.
— Неужели ты думаешь, смертная, что мы пришли бы сюда сами?
Сефлунс расставил на столе коробки и потребовал кипятка. Анна-Стина показала ему, где кухня. Фуфлунс сунул каменный нож в горящую керосиновую лампу для дезинфекции, потом плюнул на его гладкую поверхность и обтер об одежду копоть с клинка.
— Сейчас я быстренько вытащу пули, — сказал он и усмехнулся в лицо Анне-Стине.
Из кухни выбрался Сефлунс с дымящимся медным кувшином в руке.
— Все будет в лучшем виде, хозяйка, — заверил он. — Мы же боги, ясно тебе?
Фуфлунс уже ковырялся в синякиной ране каменным ножом. Солдатик давился болью и беззвучно хрипел.
— Нормальненько, — бормотал Фуфлунс, слизывая с ножа кровь. — Чудненько.
Он показал пулю на раскрытой ладони. Сефлунс по-хозяйски пошарил на полках, выбрал глубокое фаянсовое блюдо и принялся смешивать травы, добавляя туда же кипяток.
— Масло есть? — спросил он, не поднимая головы.
— Что?
— Масло дай, дура! — рявкнул Сефлунс. — Слушать надо, когда с тобой разговаривают.
Проглотив обиду, Анна-Стина вынула из заветной кладовки кусочек масла и подала его лекарю.
— Как украла, — укоризненно сказал бог, повертев кусочек в пальцах и небрежно бросив его в свое зелье.
— Это последнее, — разозлилась Анна-Стина.
Фуфлунс оторвался от второй синякиной раны и, пристально поглядев на Анну-Стину, заметил назидательным тоном:
— Пылающие уши в час мыши — добрый друг совет даст. Ты слушай нас, женщина. Боги этрусков еще никого не подводили.
— А помнишь битву при… — мечтательно начал Сефлунс, размазывая деревянной ложкой весь масляный запас Вальхеймов. И вдруг остановился.
— Что, забыл? — сказал Фуфлунс с ехидством в голосе. — Ну и молчи тогда.
— Подумаешь, название забыл! Зато помню главное. Сколько народу тогда полегло! В те годы с людьми так не носились. Еще вождя или там царя, может быть, спасут, если раненый, — да и то пять раз подумают. А с такой дохлятиной, как это, вообще возиться не станут.
Он с отвращением посмотрел на Синяку. Анна-Стина уже приготовилась было возмутиться, но Сефлунс повелительно кивнул ей подбородком.
— Полотно для перевязки, — распорядился он.
Она повиновалась. Больше ее помощи не требовалось, и она сидела на стуле, поджав под себя ноги, и наблюдала за работой двух ворчливых стариков. Они переругивались, вспоминали поросшие мхом забвения битвы, чуть было всерьез не передрались из-за какого-то Ксенофонта, о котором Сефлунс говорил, что тот был ублюдок и мракобес, а Фуфлунс, брызгая слюной, шипел: «А ты „Анабазис“ читал? Ты только „Киропедию“ читал и ту в этрусском переводе!»
Вдруг Сефлунс остановился и произнес загробным голосом:
— А вот сейчас у меня дергается правое веко.
— К сытной еде, — тут же объявил Фуфлунс, мгновенно забыв о Ксенофонте.
Боги выжидательно уставились на Анну-Стину. Девушка вздохнула — она уже начинала дремать.
— Может быть, у тебя что-нибудь другое дергается? — предположила она.
