Дэйв Дункан - Император и шут
– …Тан Гарка и почтенный…
– Еще нос свой осмеливается совать…
Вопль консула оборвался внезапно, молчал и посол. Глаза всех присутствующих следили за тем, что творилось за левым плечом Шанди.
«Безусловно, это не колдовство, – решил принц. – Значит, это дедушка. Хватило одного его жеста!»
– Калкор? – прошептал старческий голос.
– Да, сир! Тот самый пират, который жег, убивал и грабил селения по всему южному побережью. Флот Южных морей пришлось полностью перегруппировать, как вы помните, ваше величество, но мы опоздали. Калкор сбежал на запад через пролив Дир. Бандит разгромил три города в заливе Круля, и теперь, скорее всего, его нужно искать в заливе Утль или гдето поблизости. И этотто бессовестный наглец полагает, что может безнаказанно приплыть по Эмбли в Сенмер на своей галерекасатке!
Оскорбленные сенаторы стучали кулаками по подлокотникам кресел, выражая свое возмущение. Только вчера Шанди изучал географию Империи и ее окраин: архипелаг Ногиды, населенный страшными антропофагами, горы Мосвип с их троллями…
– Но что еще хуже, – разорялся Итбен, – этот отъявленный пират требует признать его суверенным правителем Гарка и намерен вести переговоры с вашим императорским величеством по вопросу Краснегара напрямую, словно Гарк – независимое государство! Для своей безопасности мерзавец требует эскорта…
– Дозволено! – перебил консула император.
Итбен подавился словами и, задыхаясь, только таращил глаза.
– Сир? – прохрипел консул, не желая верить своим ушам.
– Ешли он будет шдешь, он уже нигде не шмошет грабить.
На некоторое время присутствующие в Ротонде замерли, потрясенные. Консул очнулся первым, но ему оставалось лишь подчиниться воле императора.
– Как прикажете, ваше величество, – согнулся в поклоне Итбен.
– Не шабудьте шообщить флоту, когда он отбудет, – устало прошамкал старик.
Министры, советники и герольды поспешно спрятали неуместные улыбки. По рядам еще недавно свирепо насупленных сенаторов прокатилась волна откровенного веселья. Зато джотунны сердито нахмурились. Итбен, видимо не желая выделяться из всех прочих, тоже нацепил на физиономию некоторое подобие улыбки, которая больше походила на звериный оскал.
За спиной Шанди услышал чтото вроде стона. Мальчику нестерпимо захотелось посмотреть на дедушку, но повернуться он не посмел. К тому же ему срочно пришлось заняться собой: странный звон в ушах отдавался в голове, его затошнило.
– Итак, посол, – с ледяной вежливостью ронял слова Итбен, – сколько же человек надобно тану Калкору для эскорта, чтобы чувствовать себя в безопасности?
– Сорок пять джотуннов и один гоблин.
Итбен уже поворачивался, чтобы отдать необходимые распоряжения, но последнее слово заставило его резко развернуться к Крушору.
– Гоблин? – изумился консул.
В повисшей тишине слышался лишь мирный храп дедушки. Круглый зал, казалось принцу, медленно окутывал мрак.
– Гоблин, – подтвердил посол, – очевидно, мужского пола.
– Что он собирается делать с гоблином? – оторопело поинтересовался Итбен.
– Ни малейшего представления, – пожал могучими плечами северянин. – Возможно, это его добыча, мне дела нет. А тебе зачем знать? В письме тана четко указано, кого он возьмет с собой в Хаб.
Внезапно звон в ушах Шанди достиг какойто запредельной ноты. Звуки извне пробивались как через толстый слой ваты. Ступенька уплыла изпод ног, издав слабый, замогильный стон, Шанди упал. Последнее, что он увидел, – вперившиеся в него черные глаза Итбена.
2
В далеких от Хаба восточных землях к шумливому Араккарану неторопливо подкрадывался вечер. Залив еще сиял ясной голубизной, но базары уже угомонились. Ветер неистово трепал кроны пальм, и казалось, они танцевали, играя его теплыми вихрями. Солоноватый привкус моря мощной струей вливался в распахнутые окна, смешиваясь по пути с ароматами мускуса, специй и гортензий, а по захламленным улицам тот же самый ветер разносил миазмы, источаемые кучами мусора.
Как всегда, целый день на кораблях и верблюдах, в возах и корзинах стекалось в блистательный город богатство страны.
Морякиджотунны усердно трудились в доках, в то время как сухопутные жители не менее старательно занимались своим ремеслом: импы торговали, гномы мастерили, эльфы развлекали, русалки услаждали, карликимусорщики сновали с метлами и мешками.
Но все эти пришлые являлись малой каплей в море коренных араккаранцев. Рослые, краснокожие, они щеголяли главным образом в разноцветных хламидах, ниспадающих причудливыми складками. На своем грубом заркианском диалекте джинны сплетничали, спорили и ссорились друг с другом, однако любить и смеяться они тоже умели – какникак они были людьми. А то, что эти мошенники лгали напропалую – так их жертвами становились лишь простофили, не знавшие местных обычаев, а за чужаков душа ни у кого не болела.
Над городом главенствовал дворец султана – здание неземной красоты, воспетой в легендах, и хранилище тайн, леденящих кровь. В одной из его башен, а точнее, за решеткой какогото из многочисленных балконов медленно сходила с ума Кэйдолан, герцогиня Краснегара.
Вот уже вторые сутки металась она, не находя себе места от тревоги за свою племянницу Иносолан, ставшую султаншей Араккарана. Безусловно, затворничество для молодоженов извинительно, но не в обычае любящей племянницы было начисто забывать о своей тетушке. Зловещее и неестественное молчание грозило бедой. Султанши вполне могло уже не быть в живых.
В сущности, Кэйд была пленницей. Прочно запертые двери и вооруженные до зубов стражники не позволяли ей и носа высунуть из покоев. Служанки хранили упорное молчание: словно ожившие мраморные статуи, они оставляли без ответа любой ее вопрос, сколько бы она ни сердилась. Приятельницы, в Араккаране их у нее набралось уже достаточно много, тоже скрытничали. Правда, – те, кого она знала по именам, охотно навещали ее, пили с ней чай, угощались сладостями и болтали как сороки, но сплетничали лишь о пустяках, не более… – Особые надежды Кэйдолан возлагала на госпожу Зану, искренне надеясь, что эта дама сочувственно относится и к ней самой, и к ее племяннице. Но как ни обхаживала Зану герцогиня, та либо не могла, либо не смела сказать ничего определенного.
Интуиция подсказывала Кэйд, что чтото тут не так… По идее обитатели дворца с появлением новой султанши должны были бы ликовать. Какникак женитьба султана, а самое главное, гибель Раши стоили хотя бы праздника. Ведь теперь Араккаран освободился от власти колдуньи, правившей страной больше года. Чем не причина для веселья? Но нет, вместо радости воздух источал миазмы страха. Просачиваясь сквозь мраморные стены, выползая изпод глазури изразцов, тревога заволакивала строения, затмевая солнце.
