Роберт Сальваторе - Дорога Патриарха
И, приложив свое собственное ухо к двери, он услышал там едва уловимый всхлип, а потом «Ш-ш-ш!».
Вздохнув, дворф постучал снова:
– Ну ладно. Ваш последний шанс.
Отступив на шаг, он пошептал над обернутыми кожей ручками кистеней, высвобождая их волшебную мощь. Из шипов правого шара засочилась прозрачная маслянистая жидкость, а из левого - красновато-серая. Смерив взглядом дверь, дворф решил бить в центральное скрещение кованых полос.
Досчитав до трех (в конце концов, он же обещал им последний шанс!), он резко развернулся в прыжке и левым кистенем нанес удар точно в намеченное место. Правым он ударил по инерции, но главное, что на двери осталась красноватая жидкость.
Это был ихор страшного чудовища, при виде которого наверняка побледнел бы любой рыцарь в сияющих доспехах. В считанные мгновения толстые железные оковы приобрели такой же бурый цвет и рассыпались ржавым прахом.
Дождавшись, когда железо совсем разрушилось, дворф с ревом развернулся еще раз, вложив в движение всю свою силу, и треснул правым кистенем в ту же самую точку. Может, таким ударом он расшиб бы дверь и собственными силами, но узнать это наверняка не пришлось никому, поскольку вещество из правого шара при соприкосновении с поверхностью вызвало взрыв.
Дверь вместе с тяжелым засовом с обратной стороны раскололась надвое, одна ее половина, криво повиснув на петле, качнулась в сторону дворфа, а другая грохнулась на пол.
В проеме стояли трое гоблинов, наряженных в нелепые доспехи явно с чужого плеча - на одном даже был шлем с открытым забралом, - и каждый сжимал оружие: короткий меч, копье и боевой топор. Если неопытного бойца их вид и мог припугнуть, то дворф с первого взгляда понял, что бедняги даже обращаться с этим оружием не умеют, - недаром он провел в сражениях почти четыреста лет.
– Ну что ж, если вы отдадите мне свои уши, то ступайте на все четыре стороны, - сказал он по-гоблински с сильным акцентом. - Будете вы жить, плоскоголовые, или сдохнете, мне без разницы, но ваши уши - мне. - И, достав с этими словами маленький нож, он метнул его, всадив в пол у ног незадачливой троицы. - Отдадите мне каждый левое ухо и вернете нож, а потом идите себе. Не хотите - срежу уши с ваших трупов. Выбирайте.
Гоблин, что стоял правее, поднял копье и с воплем бросился в атаку.
Именно на это Атрогейт и рассчитывал.
* * *
Услышав, что Атрогейт с шумом ломится в дверь, Артемис Энтрери скользнул за ширму. Он не только недолюбливал дворфа, но и не доверял ему, потому возможность подслушать пришлась кстати.
– Вот где эта тощая полукровка, что хочет меня обскакать! - взревел Атрогейт, переступив порог комнаты Калийи.
Женщина мельком взглянула на дворфа, ничуть не испугавшись, - Энтрери понимал, что она спокойна, зная, что он рядом.
– Ну, чего, думаешь, имя себе здесь заработала?
– Ты это о чем?
– Ах, госпожа Калийа, первая в списке, - кривляясь, ответил Атрогейт.
Среди смельчаков из Ворот Ваасы, отправлявшихся в походы в необжитые земли, шло своеобразное соревнование. За уши диких тварей, населявших эти территории, было назначено вознаграждение, но, чтобы подстегнуть энтузиазм, командиры крепости еще стали вести и список самых удачливых «охотников за головами». Почти с самого начала имя Атрогейта бессменно возглавляло этот список, пока несколько месяцев назад Калийа не обошла его. А ее погибшая подруга Парисса отстала от дворфа всего на пару очков.
– Думаешь, меня это волнует? - спросил он.
– Во всяком случае, явно больше, чем меня, - невозмутимо ответила полукровка, а Энтрери за ширмой удовлетворенно кивнул, довольный ответом подруги.
Посопев, Атрогейт взревел:
– Недолго тебе там быть!
Энтрери чутко прислушивался, стараясь понять, угрожает он Калийе или нет. Машинально сжав эфес, он неслышно ступил, переместившись к ближайшему к двери краю ширмы, откуда удобно было бы атаковать дворфа с фланга, если потребуется.
Атрогейт поднял руку с зажатым в ней туго набитым мешочком, и наемный убийца успокоился, сообразив, что там внутри.
– Тебе снова придется смотреть мне в спину, полукровка, - потрясая мешком, сказал Атрогейт. - Четырнадцать гоблинов, парочка тупоголовых орков и один огр на закуску.
Калийа равнодушно пожала плечами.
– Так что если ты крепкая, продолжай охотиться и зимой, - вещал Атрогейт. - Я же отправлюсь на юг и буду пить, пока снег не сойдет, поэтому снова можешь стать первой на несколько месяцев, если повезет. Но как только снег растает, все, уступишь мне место.- Помолчав, дворф ухмыльнулся в кустистую бороду. - Правда, подружки-то твоей больше нет, с кем пойдешь? Если только этого проныру уговоришь, только он, небось, холодов побоится!
Калийю передернуло при упоминании о Париссе, и Энтрери, заметив это, даже не рассердился на оскорбление в свой адрес. Полукровка все еще тяжело переживала потерю. Парисса с Калийей дружили много лет, бывали во многих передрягах, но она погибла по дороге в Палишук, выпав из повозки, которой правил Энтрери, во время битвы со страшными, похожими на змей летающими чудищами.
– Добрый мой дворф, мне совсем не хочется тащиться куда-то убивать гоблинов, - сказала Калийа, справившись с собой.
– Ну, как знаешь, - фыркнул дворф. - Мне-то все едино, я так и так весной буду первым, так что ты и другие, кто думает меня обойти, можете даже не надеяться! Не выйдет!
– И наплевать.
Гордо выпятивший грудь Атрогейт несколько растерялся, услышав такой ответ. Буркнув нечто нечленораздельное, он еще раз тряхнул своим мешком перед носом у Калийи, сказал: «Н-да» - и повернулся к двери.
Энтрери даже не посмотрел в его сторону, целиком сосредоточив внимание на подруге, которую, несмотря на внешнюю невозмутимость, разговор с дворфом явно расстроил.
Глава 2
ДОРОГА В БЛАДСТОУН
Трудно было вообразить себе спутников более непохожих друг на друга. Джарлакс, ехавший на высоком сильном жеребце, был одет отменно - шелковая одежда, широкий плащ, пурпурная шляпа с огромными полями, украшенная пером диатримы. Дорожная грязь как будто не приставала к нему - ни пылинки, ни пятнышка не было на его вещах. И сам он, изящный и стройный, сидя в седле очень прямо, походил на безупречно воспитанного знатного вельможу. Его нетрудно было принять за какого-нибудь принца-дроу, искушенного в дипломатии.
Рядом с ним трясся на осле дворф - полная ему противоположность. Можно было подумать, что вся грязь на дороге - от коренастого, неряшливого Атрогейта. К несчастью бедного ослика, дворф носил доспехи из кожи и металлических пластин, с бесчисленным количеством пряжек, бляшек и ремешков. Седло он, видно, считал ненужной роскошью, поэтому сидел просто на спине бедного животного, крепко обхватив его ногами, подпрыгивая и подскакивая при каждом шаге. За спиной у него крест-накрест крепились знаменитые кистени, сделанные из стеклостали, и их утыканные шипами головки тоже болтались на ходу.
