Маргарет Уэйс - Второе поколение
— Ты его уже нашла. Карамон Маджере — это я. Всадница с недоверием воззрилась на него.
— Да спросите любого, — широко развел руки Карамон, словно обхватывая гостиницу и все земли вокруг. — Какой смысл мне лгать? — Он слегка покраснел и похлопал себя по объемному животу. — Может, я не очень похож на героя...
Внезапно всадница рассмеялась, сразу став моложе:
— Честно говоря, я ожидала увидеть великого лорда... Но так будет даже проще... легче...— Она пристально посмотрела на силача. — Да, теперь, приглядевшись, я узнаю некоторые черты... Она описала мне тебя как «большого человека, в котором мускулов больше, чем мозгов, всегда размышляющего о том, где бы основательно подкрепиться». Прости меня, но это слова Китиары, а не мои. Лицо Карамона потемнело.
— Я полагаю, миледи, ты знаешь — моя сестра мертва. Моя единоутробная сестра, которая была Повелительницей Драконов и союзницей Королевы Тьмы. И с чего бы ей рассказывать обо мне? Может, она и любила меня раньше, но однажды, как мне кажется, второпях об этом забыла.
— Мне лучше всех известно, какой была Китиара, — вздохнула женщина. — Она прожила под моей крышей несколько месяцев, лет за пять до войны. Наверное, лучше рассказать историю с самого начала. Я пролетела сотни миль, чтобы найти тебя...
— Может, подождем до утра? Всадница покачала головой:
— Нет, я не осмелюсь. Будет лучше, если я уйду с рассветом... Так вы меня выслушаете? Можете не верить мне. — Она пожала плечами. — Тогда я просто уйду и оставлю вас с миром.
— Пойду приготовлю немного крепкого чаю, — сказала Тика и двинулась в кухню, по дороге погладив массивное плечо мужа, молчаливо призывая того слушать.
Карамон грузно уселся рядом.
— Ну, хорошо. Как тебя зовут, миледи? Если ты, конечно, не собираешься скрывать свое имя.
— Сара Дунстан. Я жила и живу в Соламнии, в маленькой деревушке неподалеку от Палантаса. Именно там и началась эта история. Тогда мне было почти двадцать, я жила одна в доме, некогда принадлежавшем моим родителям, умершим от чумы за несколько лет до этого. Я тоже заразилась, но была одной из немногих, кому удалось исцелиться. На жизнь я зарабатывала ткачеством, научившись ремеслу у матери, и так и не вышла замуж. О, конечно, у меня были женихи, мне делали предложения, но я одно за другим отклонила их. Я никого не полюбила, а жить с нелюбимым человеком было выше моих сил. Перед войной жизнь была не особенно счастливой — слишком много неизвестности и плохих предзнаменований.
Сара приняла чашку с чаем, а Тика устроилась рядом с мужем, передав ему вторую. Карамон принял чай и, не глядя, отставил в сторону, сразу забыв о нем.
— Продолжай, миледи.
— Не надо звать меня миледи, я никогда не была ею. Я же говорю: работала ткачихой день и ночь, пока однажды в дверь не постучали. Выглянув, я сперва увидела сгорбившегося мужчину, но потом поняла, это девушка в массивной кожаной броне. У нее был меч и темные волосы, подрезанные, как у воина.
Тика посмотрела на Карамона, чтобы увидеть его реакцию. Описание Китиары было точным. Но лицо мужа ничего не выражало.
— Женщина открыла было рот, наверное, чтобы попросить воды, но тут силы оставили ее, и она рухнула в обморок прямо у меня на пороге. Я оттащила ее на кровать — видно было, что незнакомка тяжело больна, но я не особенно разбираюсь в подобных вещах. Тогда я кинулась к старухе-друиду, которая выполняла обязанности деревенской целительницы. Это было еще до того, как жрецы Мишакаль возвратились к нам, но друиды умели лечить собственными силами, чем спасли множество жизней. Возможно, именно потому мы не верили никому из ложных жрецов и не поддавались на их уловки. К тому времени, как пришла старуха, Китиара — она смогла сказать, как ее зовут, — пришла в сознание. Она пробовала встать с кровати, но оказалась слишком слаба. Старуха осмотрела ее и приказала лежать, но Китиара отказалась. «Это просто лихорадка, — сказала она, — дай мне средство от жара, и я продолжу путь». — «Это никакая не лихорадка, и ты прекрасно об этом знаешь, — бросила целительница, — ты беременна и, если немедленно не ляжешь в постель, потеряешь дитя».
При этих словах Карамон побледнел как полотно, а Тика поставила и свою чашку на стол, из опасения пролить чай, после чего крепко вцепилась мужу в локоть.
Сара вздрогнула и продолжала:
— «Я желаю потерять это отродье!» — закричала Китиара и начала сыпать проклятиями. Никогда еще я не слышала из уст женщины подобных изощренных и грязных ругательств. Слышать такое было просто ужасно, но на старуху все это не произвело никакого впечатления: «Ты не просто потеряешь ребенка, но и умрешь сама, если не принять необходимых мер». Потом Китиара неразборчиво бормотала о неверии в старого беззубого глупца, но могу вам сказать — она боялась, возможно, потому, что была слаба и больна. Целительница хотела, чтобы Китиару отнесли в ее дом, но я решила сама ее выходить. Думаете, это странно? Возможно, но мне было так одиноко... кроме того, у твоей сестры было несколько качеств, меня восхитивших...
Сара улыбнулась, а Карамон лишь покачал головой.
— Она была сильна и независима, такая, думалось мне, какой я смогу стать сама, если наберусь мужества. Потому она осталась со мной. Китиара действительно подхватила болотную лихорадку и ненавидела плод, зреющий внутри нее, страстно желая от него избавиться. Я ухаживала за ней больше месяца, потихоньку изгоняя лихорадку... Наконец Китиара пошла на поправку и даже умудрилась не потерять ребенка, но после выздоровления очень ослабела. Едва могла поднять голову от подушки, — знаете, наверное, как это бывает. Первое, о чем она попросила, придя в себя, это помочь ей избавиться от ребенка. Старуха-друид сказала: мол, уже поздно, все сроки прошли. Если бы не слабость, Китиара убила бы себя, но она едва могла говорить. С того дня она лишь считала дни до того момента, когда «сможет избавиться от маленького ублюдка и отправиться дальше».
Карамон неожиданно закашлялся и зажал рукой рот, Тика сжала его плечо.
— Когда пришло время рожать, — продолжила Сара,— Китиара уже восстановила силы, это было очень хорошо, потому что роды оказались крайне долгими и трудными. Два дня она терпела муки, прежде чем на свет появился здоровый и сильный малыш. К сожалению, такого нельзя было сказать о матери. Целительница, сразу невзлюбившая ее, прямо сказала — Китиара скоро умрет и перед смертью обязана назвать имя отца ребенка, чтобы тот взял на себя заботы о малыше. В ту ночь, будучи при смерти, Китиара назвала мне имя отца и обстоятельства зачатия. Но именно из-за того, кем он был, женщина взяла с меня страшную клятву никогда не говорить об этом никому. Я поклялась памятью матери. «Отнеси мальчишку моим братьям, Карамону и Рейстлину Маджере, они смогут вырастить его воином, — сказала Китиара, — особенно Карамон, он хороший боец, я ведь сама учила его». Конечно, я обещала все исполнить, ведь я думала, что она умирает. «Могу ли я в качестве доказательства что-нибудь передать твоим братьям? Иначе как они поверят мне? — спросила я ее. — К примеру, украшение или драгоценность?» — «У меня нет никаких драгоценностей... кроме меча... Отнеси мой меч Карамону, он узнает его... И скажи ему... скажи ему... — Тут Китиара посмотрела на ребенка, который кричал в колыбели у огня. — Мой младший брат так же вопил... Рейстлин всегда был очень болезненным... и когда он орал, Карамон развлекал его, устраивая театр теней...» Тут силы оставили ее, но потом Китиара зашептала вновь: «Надо сложить пальцы вот так, видишь, похоже на голову кролика... А Карамон говорил: мол, смотри, Рейст, зайчики...»
