Алексей Изверин - Империя (СИ)
Внутри анабиозной камеры не было никаких бактерий, вызывающих гниение — они были тщательно уничтожены, и тело майора Ирины Ивановой, нашей главной артиллеристки, сохранилось полностью. Но вот только в том теле не было жизни…
Я никогда не интересовался анабиозом. И сейчас не мог ответить, от чего именно она умерла и почему ее не затронуло разложение. Мне это было просто не нужно и не интересно.
Это самая легкая смерть — их организм просто перестал функционировать, когда отключились все системы. Они даже не проснулись — они просто не проснулись, уснули — и все, все, все…
В себя я пришел уже снаружи.
Можно было бы пройти по остальным саркофагам, всего сто двадцать штук… Но я и так знал, что там увижу, и знал также, что все равно пройду их все, все до единого, чтобы только удостоверится…
И я пошел. Не знаю, сколько времени это у меня заняло, но я все шел и шел, шел и шел…
Катастрофа.
Центральная рубка звездолета в норме, вообще все системы в норме. Но вот какого черта все люди мертвы? Но все же… Некоторые саркофаги были пусты. Закрыты, и пусты… Стояли в консервации, точно так же, как и резервные. Никаких повреждений не было, все нормально, нормальная консервация.
Саркофаг Наримова, естественно, был пуст — но Наримова я уже видел… Отсутствовали люди еще в нескольких саркофагах…
А если включить полную диагностику, то можно найти и их… Трупы? Две сотни с лишним лет — нет, не прожить, никак не прожить! Сто пятьдесят, сто шестьдесят — но не двести же лет! Да и трудно представить, чтобы кто-то прожил в помещениях корабля столько времени. Просто с ума сойти можно, звездолет — это не остров Робинзона…
Все остальные мирно легли в свои саркофаги, мирно уснули… А потом кто-то вырубил энергопитание всех до одного анабиозных ящиков, парой лазерных импульсов превратив в расплавленный металлолом волноводы, идущие от аварийных конвертеров, когда они еще не успели заработать.
Зачем-то я остановился около последнего из саркофагов, и осторожно провел большим пальцем по черному пятну на краю анабиозного саркофага. Словно еще может обжечь… Тут стреляли уже давно, все, что могло гореть, уже сгорело, а все, что могло остыть, уже остыло.
Я представил себе, как это было. Наверняка импульс лазера прожег керамитовое напыление не сразу — но уж когда прожег, полыхнуло уже внутри. Конвертер не пострадал, он даже успел выбросить первую порцию энергии, но вот волноводов, по которым живительные струйки электромагнитных полей высокой частоты должны была струиться в системы саркофага, уже не существовало. Луч пережег их четко, как будто стрелял робот — щель разреза прошла в одном и том же месте, короткая, всего пара миллиметров, на первый взгляд она и не заметна посреди достаточно большого пятна черного нагара.
Сам конвертер не тронули, сволочи. Соображали, что при повреждении конвертера взлетят на воздух вместе с саркофагом. Но все же вполне профессионально вырубили всю систему!
Какая разница, кто это сделал и как? Главное, что все они мертвы, а я чудом выжил… Наверное, чудом, чудом, а если было одно чудо, то должно быть и другое? Значит, мог выжить еще кто-то еще, кто-то?
Надо возвращаться в рубку. Если кто-то остался жив, то обязательно он пойдет в главную рубку, особенно если за ним никто не придет, никто не укажет задачу. Место всех проснувшихся — это центральная рубка. Тем более что кто-то был же в тех саркофагах, что не заняты никем…
Как-то мертвенно и пружинисто я вышел из помещения. Ремробот, большой паукообразный механизм на тонких стальных ножках, дождался, пока я покину помещение, и двинулся внутрь, за ним потянулся второй и третий. На покатых горбах ремроботов бугрились по паре контейнеров с консервирующей смесью, красные кресты на контейнерах слабо поблескивали. Чуть слышное шипение приводов роботов было единственным звуком в большом и хорошо освещенном коридоре.
Мне стало не по себе. Механический гроб с трупами экипажа несся через межзвездную вечность, и даже пусть не проснулся бы и я, вот эти роботы все так же выполняли заложенные в них команды, не мало не заботясь о том, что объекты их заботы уже не существуют на этом свете.
А, ерунда. Это всего лишь роботы, что в них вложили, то и будут они делать. Кто же виноват в том, что не предусмотрели аварийной программы по пробуждению человека, если он оказался в неисправном саркофаге?
Глава 2
Путь обратно занял чуть больше времени, чем в блок экипажа.
Двери в рубку клацнули уже не так громко, давление постепенно выравнивалось по всему кораблю.
— Сообщи дату последней записи в бортовом журнале. — Приказал я.
Наверняка что-то осталось.
Не могли же они не с того ни с сего встать из саркофагов и перебить друг друга, а выжившие вырубили анабиоз у спящих и попрыгали в открытый космос? И почему тогда выжил я? Почему это никто меня не побеспокоил, почему же выжил все-таки именно я, а не кто-нибудь другой?
Убирать из кресла нашего капитана я не решился. Просто не мог и все.
Не просто же так он там погиб? Кстати, интересный вопрос — погиб ли он сам, или его застрелили? Рядом с креслом валяется НТ, прямо рядом с капитанской рукой, но не похоже, чтобы из него стреляли. Энергоблок пистолета весь прогорел, на рукоятке жженая дыра. Теперь от лазера толку меньше, чем от молотка. Молотком хоть гвозди можно забивать, а эту штуку я голой рукой не возьму — вдруг там заряд еще остался? Током долбанет, мало не покажется…
— Пятнадцатое августа две тысячи пятьсот пятнадцатого года. — Раздалось под потолком. — Проиграть запись?
— Да. — Сказал я, осторожно подвигав ногой пистолет. Это примерно через неделю после того, как я уснул…
— Проигрываю запись бортового журнала от пятнадцатого августа две тысячи пятьсот пятнадцатого года. Бортовое время — двадцать два часа пятьдесят три минуты.
На экране появился Владимир Наримов. Не тот скелет, а вполне нормальный человек. Глаза так и горят. Форма безукоризненно подогнана, за спиной панорама боевой рубки, звезды на бархатисто-черном небе. Я никогда не видел флаг-майора в мятой форме, даже комбез под скаф он носил как парадный китель…
— Два месяца со дня старта. — Сообщил Наримов. После включения гипердвигателя наша скорость нарастает. Векторы ускорения и торможения выверены. Сегодня я ложусь в «холодный сон», передав управление автоматике.
Экран погас. Наш капитан, как всегда, краток и лаконичен. Говори быстро, разборчиво и по существу, а иначе пойди отсюда и не мешай работать… Долгая служба в Десанте, да еще в таких неспокойных районах, не могла не оставить свой след на нашем командире.
