Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна
Без эмоций жить стало бы легче. Как от них избавиться?
Я невольно смотрю на обрыв и поджимаю трясущиеся губы. Да, там, внизу, морская пучина, которая всегда готова раскрыть объятия. Она ждет меня и манит. Она знает, что я нуждаюсь в тишине и покое, и она сможет помочь мне.
Очень медленно отстраняюсь от дерева, смахиваю холодными руками капли дождя, непрестанно скатывающиеся по лицу толстыми линиями, и иду вперед. Шмыгаю носом. Я всегда балансировала. Как и все мы. Вот только меня манила тишина, свойственная лишь мертвым. Живые пребывают в постоянном шуме, который невыносим для меня, и я жила и надеялась, что однажды он утихнет… Утихнет этот шум. Однако со временем мне стало ясно, что крик, стоящий в моих ушах, исчезнет только тогда, когда исчезну я. Загвоздка. Я ведь не собиралась умирать. Но, может, и выхода другого нет?
Смерть. Обычное явление. Мы рождаемся, чтобы умереть. Таков закон. Некоторые пытаются заполнить эту тонкую черту, стоящую меж цифрами на надгробье, событиями и воспоминаниями. Некоторые, такие же, как я, просто хотят пропустить ту фазу жизни, при которой у тебя ничего не получается, а жизнь предстает в виде колючего шара, как можно быстрее. Знаете, я ведь не против испытаний. Просто они должны к чему-то приводить, ты не должен страдать просто так. Должна быть цель, замысел.
Я не вижу цели.
Я вижу обрыв.
Я подхожу на край и вытираю тыльной стороной ладони лицо. Порывы ветра хлещут по щекам так же грубо, как тот мужчина хлестал по щекам неизвестной девушки. Думаю, она уже далеко. Она убежала и решила, что жизнь стала иной. А я вижу свою жизнь внизу, в бирюзово-бордовой пучине с пенистыми гребнями. И я хочу прыгнуть.
— Нет! — Восклицает незнакомый голос одновременно со вспышкой, полоснувшей по небу острым клинком. И я резко оборачиваюсь, приклеив к земле правую ногу, уже робко поддавшуюся вперед. Растерянно округляю глаза.
Метрах в десяти от меня оказывается невысокий парень, он держит руки перед собой и машет ими, словно я дикое животное. Справа от него темноволосая женщина. Она стоит в такой позе, будто бы готова накинуться на меня в любую секунду, что не нравится мне. И не может понравиться. Я обозлено встряхиваю головой.
— Уб-бирайт-тесь.
— Нет, не надо, подожди, — повторяет незнакомец, сделав крошечный шаг вперед. По его запотевшим очкам катятся толстые дождевые капли. Он наклоняется, но я со свистом выдыхаю колючий воздух и отшатываюсь, — лучше отойди от края, слышишь?
— Лучше н-не трог-гай меня.
— Пожалуйста, — вмешивается женщина, — мы хотим помочь.
Я растерянно моргаю, пытаясь смахнуть недоумение с глаз, но ничего не выходит. Я впервые вижу этих людей и искренне не понимаю, с какой стати им спасать мне жизнь. Не умеют люди помогать друг другу. Я знаю. А они пришли сюда не просто так. Я чувствую.
— К-кто вы?
— Давай поговорим у тебя дома, Дельфия.
Они знают мое имя. Я ошеломленно стискиваю зубы и слышу, как о скалы вальяжно разбиваются огромные тонны воды. Земля под ногами даже трясется. Мне не нравится то, что происходит. Я ощущаю себя загнанной в клетку, и дышать тут же становится тяжко.
— Откуда-да в-вы…
— Твоя мама сказала, где тебя найти.
— Но…
— Она это предвидела, — вновь опережает меня парень в огромных очках. У него такие блестящие глаза, что мне вдруг кажется, они сейчас сожгут меня заживо, — пожалуйста. Ты не должна прыгать, Дельфия. Ты ведь не хочешь.
— Хоч-чу. — Я разворачиваюсь лицом к обрыву и глубоко втягиваю холодный воздух.
— Нет. Не хочешь. Но прыгнешь. — Парень сглатывает, а я невольно перевожу на него взгляд.
Незнакомец передергивает плечами, а затем как-то криво усмехается. — В смерти нет спасения.
Смерть — это конец, Дельфия. Проблемы не исчезнут. Ты исчезнешь.
— Хватит.
— Твоя мама. Ей стало плохо.
— Ч-что? — Холод проносится по моей коже, и я невольно оборачиваюсь. Пожалуй, ко мне возвращается нечто настоящее, нечто реальное. Ни наваждение, ни обида. Страх.
— У твоей мамы было видение, в котором ты прыгнула, Дельфия. Ей стало нехорошо.
Поэтому мы нашли тебя, она сказала, где ты будешь. Это не судьба. И не случайность.
Схожу с места. Впяливаю рассеянный, ошеломленный взгляд в землю, хлюпающую от толстых дождевых капель, и бреду вперед. Как тень. Как машина.
Я должна найти маму. Должна вернуться к ней.
— Подожди, пожалуйста, — парень нагоняет меня, хватает за руку, но я порывисто от него уворачиваюсь, так и не подняв подбородка, — не убегай, черт возьми, мы ведь помочь тебе хотим, слышишь?
— Нет.
— Не слышишь?
— Вы не м-мне хотит-те помочь, а с-себе.
Люди одинаковые. Всем людям что-то нужно, и только тогда они становятся теми, в ком вы нуждаетесь. Лишь взамен на что-то. Лишь для выгоды. Не обольщайтесь. Доброта — валюта, которой сейчас расплачиваются. Она не идет от сердца, не идет от души. Ее уже успели растоптать и превратить в пыль, которую люди пускают друг другу в глаза.
Несусь по лесу, присвистывая. Когда дело касается чужих эмоций, я не в состоянии себя контролировать, падаю, ломаюсь, смахиваю слезы. Когда дело касается моих эмоций, я превращаюсь в льдину. Делаю то, что нужно, чтобы выкарабкаться.
Мне кажется, я бегу целую вечность. Легкие горят, но я не обращаю внимания, лишь считаю в голове проделанные шаги; считаю, сколько раз вспыхивает молния. Это немного успокаивает, но не избавляет от страха, борющегося с рассудком.
«Сохраняй спокойствие, Дельфия», — думаю я и сжимаю в кулаки пальцы.
Наконец, я вижу дом. Взбираюсь по лестнице, врываюсь в коттедж и с оглушающим звуком захлопываю за собой дверь.
— Мам! — Восклицаю я, бегло оглядевший. Мокрые волосы прилипают к щекам, и я невольно связываю их в неуклюжий пучок. — М-мам!
Иду по коридору, заглядываю на кухню и чувствую, как желудок делает кульбит.
— Дел, это ты?
О, Боже. Я хрипло выдыхаю и прикрываю глаза.
Наверно, ноги у меня подкашиваются, потому что я вдруг упираюсь спиной о стену и застываю на добрые пару минут. Покачиваю головой, утопая лицом в ладонях, а затем с вызовом руки опускаю и срываюсь с места. Нахожу маму в гостиной. Они сидит в кресле, и, кажется, сливается со светло-бежевой обивкой. Кожа у нее белее снега.
— Ч-что с т-тобой? К-как т-ты… к-как…
Я запинаюсь, злюсь на себя, а затем подхожу к маме и порывисто обнимаю.
— Дел, — с ее губ слетает сиплый вздох, — дорогая, как же ты меня напугала.
Ее голос срывается, а руки сжимают меня все крепче и крепче. Я не собираюсь глаза открывать. Черт же возьми, я не хочу! Я беспомощно упираюсь лбом в ключицу матери и чувствую колючие слезы, прикатившие к глазам. Бессмысленные и предательские слезы, сопровождаемые судорогами глотки и трясущимися коленями.
