Ник Перумов - Земля без радости (Книга Эльтары и Аргниста)
Алорт, старший, на правом крыле тоже не отстаёт. Рванулся вперёд было один хоботяра, из тех, что посмелей, до человечины самый жадный, справа у него броненосец клыки скалит, слева брюхоед зенки, мраком налитые, вылупил, между лап у него пара ногогрызов, а сверху, на спине, костоглот примостился — атака честь по чести. Молодой конь одного из мужиков замешкался что-то, и твари уже рядом. Заржал конь, дико заржал — понял, что наделал, хозяина в самые лапы к Костлявой привёз — и хвостом ударил. Аккурат хоботяре по глазу. Лопнула жуткая гляделка, хоботяра взвыл и хоботом своим цап коня! Хорошо, успел тот всадника сбросить… Но, как ни крути, строй нарушился. Пришлось Алорту собой прореху затыкать…
Алорт коня на дыбы — и копьём хоботяре во второй глаз! А секирой, что на ремне, броненосцу в рыло! А конь его, Жардан именем, тот костоглота, вперёд метнувшегося, на рог грудной поймал. Хоботяра ослепший ударил лапами — древко копейное, ровно лучинка, переломилось. Броненосец зарычал, захрипел, забулькал — рыло у него раскроенное, там, где пасть была, сплошная рана зияет, — поднатужился, поднапружился и вторую пасть выдвинул. Правда, уже меньше прежней. Но тут мужики Алортова десятка навалились, взяли тварь на копья. Ногогрыза одного Жардан затоптал, второй сам убёг. Брюхоед, правда, остался — прёт и прёт себе. У них, брюхоедов, известное дело, рассудительности меньше, чем у моли. Только и умеют, что вперед ползти да жрать всё, что по пути попадётся…
Ну, когда он один остался, тут ему конец и пришёл, брюхоеду этому. Два копья в шею вогнали, да и Алорт секирой добавил. Хоботяра же с буркалами выбитыми назад повернул — хоботяры, они сообразительные…
На первый взгляд покажется, братие, что с Ордой драться — ума большого не надо. И зачем Защитники, мол, коли сами тварей накрошили немерено? Так-то оно так, да на деле совсем не так. Тем и страшна Орда, что можешь ты свалить этих броненосцев и одного, и двух, и трёх, а из леса к твоему хутору будут всё новые и новые ползти. Так и возле нивенского хутора обернулось…
Пять десятков всадников Аргниста оказались вытеснены в чистое поле. Кольцо вокруг них стремительно сжималось. Из крутящихся снежных вихрей, словно чудовищный ночной кошмар, одна за другой возникали всё новые и новые шеренги тварей Орды. Большинство ковыляло мимо, к горящему с одной стороны хутору Нивена. Несколько мгновений — и Аргнист велел перестроиться, заняв круговую оборону. Продержаться совсем немного… Харлаг, Дромар, Эргаст вот-вот подоспеть должны. И тогда…
Не получаются, братие, против той Орды лихие верховые атаки. Как бы быстро ни мчался ты по полю, Орда тебя всё равно остановит. Она ведь потерь не считает. Ей всё равно, сколько тварей сегодня ляжет, — завтра из лесов новые выползут. Упрешься рано или поздно в осклизлый барьер копьями твоими пропоротых туш и остановишься. А Орде только того и надо. С боков да со спины нападать — на это её твари известные мастера.
Первым подоспел Харлаг. У него хутор большой, восемь десятков в седло садятся. Он, хоть королевским воином никогда и не был, Аргнистовы наставления слушал внимательно — и ударил как подобает. В спину тем, что лезли на кольцо всадников старого сотника.
Плотный клин конных копейщиков смял, раздавил и разбросал в разные стороны накатившую было волну чудовищ. Оставил на своём пути лишь истоптанный, залитый дымящейся кровью и заваленный изрубленными, исколотыми тушами снег. Широкоплечий бородач с окладистой бородой мало что не до пояса приветственно махнул рукой.
— Хо, Аргнист! Красный огонь увидел? Я вот тоже как заметил — сразу сюда. Что здесь деется-то, а? Защитники где? Куда ударим?
— Защитников не видать, — старый сотник едва мог перекричать вой и свист непрекращающейся бури. — Ударим к воротам. Я там уж был — вынесли… Если Орду от стен не отбросим, Нивен у каюк.
— Да неужто он обоих Защитников потерял? — подивился Харлаг, поглаживая бороду. — Отродясь такого не припомню!
— Я тоже, однако ж не видел их никого. Всё, братие, пошли, веди своих!
Теперь в клине шло тринадцать десятков тяжеловооружённых всадников. Харлаговы заорали, требуя их вперёд пустить, — мы, дескать, свежее. Ударили. Второй раз разбросали сонмище тварей перед собой, второй раз выстлали снега чёрным ковром, второй раз вломились в ворота — и вовремя.
Потому что жуки-стеноломы уже прошибли железными лбами своими два широких пробоя во внутренних стенах, стали видны вскрытые внутренности хутора. По обледенелым брёвнам вверх ползли ногогрызы, костоглоты и прочая мелкота; за ними скапливались броненосцы, а поверх их широких щитов готовилась к решительному натиску кавалерия рогачей. Хоботяры не показывались — верно, атаковали хутор с противоположной стороны. Это у них в обычае, даже, можно сказать, в крови: всегда только с двух сторон бить.
Всадники по пять-шесть разом протискивались в ворота. Орда уже выстроила обычный оборонительный порядок; основой его, становым хребтом стояли рогачи, наклонив лобастые головы с длинными заостренными рогами. Рога эти не простые, каждый может удлиняться и укорачиваться — ну ровно человек копьем бьёт. Правда, пока это у них еще чуть медленнее выходит, чем у человека, и в том спасение наше, братие!
Внешний частокол хутора всё ещё горел, из защиты превратившись теперь в помеху — из-за него всадники не могли развернуться. Но делать нечего. Придется и на рога идти.
— На харга брать придётся, — рявкнул Харлаг. — Эй, копья ать!..
В высоком и узком окне стены хутора мелькнула еле заметная во мраке фигурка — девчушка с факелом. Простоволосая, в одной меховой выворотке, высунулась по пояс и заголосила:
— Сосе-еди! Спаса-ай-те! Орда уже внутри-и-и!.. — Слова её превратились в истошный визг. Факел зашатался, на мгновение показалось мохнатое щупальце, ухватившее девчонку поперек туловища, и понятно стало: раздается там сейчас утробное урчание, треск, дикий визг и глухое ритмичное уханье. Хоботяра дорвался. Девчонку снасиловать для этих тварей первое удовольствие, сильнее даже, чем пожрать. И вся снасть мужская у них для этого имеется.
Тут-то, братие, кровь в голову и бросается. Тут-то, братие, в глазах-то и темнеет. Тут-то, братие, душу и скручивает так, что уже ни рогов, ни клыков не замечаешь. И, ярость твою чувствуя, кони тоже ярятся. На рогачей идут, словно на костоглотов каких-нибудь.
— Режь!!! — взревел Харлаг, да так, что даже ордынские твари опешили — отшатнулись. Хуторяне бросились вперед, не думая больше о собственных жизнях. А такое редко бывает. Кони и рогачи с броненосцами и брюхоедами сшиблись грудь в грудь; на утоптанном снегу внутреннего хуторского двора лапы стали не нужны, и скакуны обратили их в копыта — острые, убийственные, смертоносней лосиных. Локран, конь Аргниста, вонзил грудной рог в горло рогачу; вонзил, выдернул, вновь вонзил… Аргнист, метнувшийся навстречу, рог отвёл щитом и копьём твари в глаз, да так, чтобы рожон острие из затылка выставил… Под ноги Локрану пара костоглотов бросилась — одного конь копытом размозжил, другого мечом зарубил сам сотник, с седла перевесившись.
