Андрей Буревой - Одержимый. Книга пятая
— Давайте лучше вы ей сами об этом скажете, когда будут улажены все формальности, хорошо? — после совсем крохотной заминки предложил старший триарх, отчего‑то не пожелавший пойти мне навстречу и в столь малом. И поспешно добавил, не иначе чтоб сгладить впечатление от своего отказа: — Да вы не беспокойтесь так, сэр Кэрридан. Я вас заверяю — ничего страшного с крошкой ди Самери за оставшееся время её пребывания здесь не случится.
— Ну если вы так говорите… — разочарованно вздохнул я, смиряясь с тем, что бедной златовласке придётся ещё порядка двух часов провести на каторге даже не ведая о своём скором освобождении.
— Так что, не желаете ли пока перекусить? — тотчас же повторил своё предложение Бартинелли. И со смущённым смешком произнёс: — А то, признаться, вы, сэр Кэрридан, своим появлением прямо от трапезы меня оторвали…
— Да даже и не знаю, если честно, как тут быть… — после непродолжительных размышлений простодушно сознался я. И выразительно повёл носом, намекая, что банально кусок в горло не полезет, при таких‑то несравненных ароматах, витающих в здешнем воздухе. Хотя по уму перехватить чего‑нибудь, в общем‑то, следовало бы. Потому как в последний раз ел толком я ещё в Римхоле…
— Ах вот в чём дело! — немедля понял мою проблему Бартинелли. И, заулыбавшись, потянул меня за собой: — Ничего, сэр Кэрридан, ничего… уж этот момент мы быстренько поправим… Вот только заглянем сейчас к нашему старшему алхимику — тьеру Морину, и раздобудем у него доработанный им «Поглощающий покров Воздуха»… И здешние ароматы моментально перестанут ваше обоняние раздражать…
— А отчего здесь вообще столь отвратно благоухает? — поинтересовался я уже на ходу, поспешая за своим сопровождающим и едва сдерживая порыв заткнуть нос рукавом. Ибо пахнуло вдруг в нашу сторону особенно мерзко…
— Так ведь наша каторга создана на основе дубильно — красильного производства. Вот и ароматы соответствующие… — бросил на меня удивлённый взгляд торопящийся вернуться к столу служащий Надзорного ведомства.
— Ну тогда понятно, — удовлетворённо хмыкнул я, разом разобравшись в том, отчего на коуриджской каторге не продохнуть от смрада. Выделка кожи это дело такое… крайне нужное и выгодное, но жуть какое вонючее…
— Неужели вы не знали о нашей деятельности, сэр Кэрридан? — поинтересовался как бы между прочим Бартинелли. А когда я отрицательно помотал головой, не став, впрочем, просвещать своего спутника о том, что до четвёртого дня даже слышать не слышал о коуриджской каторге, а о том, что здесь пребывает Энжель — даже в страшном сне не представлял, старший триарх с какой‑то даже обидой провозгласил: — А ведь наша каторга как‑никак почти треть потребности коронных служб в кожах и крашеном сукне закрывает!
— Ничего себе! — произвёл на меня неизгладимое впечатление названный объём. У меня даже воображение спасовало при попытке представить себе подобную гору кожи и сукна… И, помотав головой, я с любопытством спросил: — Сколько же у вас народа занято этим делом, что вы можете позволить себе выдавать такие чудовищные объёмы продукции?
— Ровно две дюжины вольнонаёмных мастеров и каторжанок — тысяча четыреста без двух, — был дан мне исчерпывающий ответ на этот вопрос.
— Да уж — немало, — хмыкнул я. И уже совсем по новому взглянул на жуткий охранный периметр каторги. Ведь если бы не эти невероятные барьеры, пробирающие до дрожи одним только своим видом, то, дабы полностью исключить побеги, здесь пришлось бы держать охраны как бы не пару сотен человек. Коих здесь явно не наблюдается… Шесть человек у внешних и внутренних ворот; пара у калитки, к которой меня тянет Бартинелли, что сделана в заборе из всё тех же колючих стальных нитей, натянутых словно струны меж редких металлических столбов — опор, в четыре ярда высотой, отделяющих территорию складов от остальной части каторги; и ещё сколько‑то — всех сразу мне не видно, слоняется по просыпанной гравием тропинке вдоль ограды, не иначе как обходя периметр; ну и плюс их обязательная смена. То есть общим счётом — порядка тридцати человек. Ну максимум — сорок, если здешними правилами предусмотрено наличие какой‑нибудь тревожной группы немедленного реагирования. И это при том, что томится здесь почти полторы тысячи каторжанок…
Нет, можно было бы, конечно, допустить, что большая часть охраны где‑то от меня прячется, но я сходу отмёл это предположение как совсем уж нелепое. Ибо я же не проверяющий какой‑нибудь из столицы, чтобы ещё до моего появления все по норам разбегались и не спешили носа казать.
Меж тем мы минули калитку, открытую без лишних слов для нас охраной, и выбрались таким образом со складской территории. И двинулись вдоль колючей ограды по набитой тропке к высокому зданию из обожжённого кирпича, над многочисленными высокими тонкими трубами которого курился лёгкий, почти мгновенно рассеивающийся дымок, и от коего несло резким специфическим запахом алхимических веществ.
Минуты три спустя мы добрались до этого строения. Дошли практически до его входа, выполненного в форме широких ворот, что в данный момент были распахнуты настежь.
— Обождите, сэр Кэрридан, — остановил меня вдруг старший триарх, в последний момент не дав ступить с тропки, по которой мы сюда пришли, на накатанную гравийную дорогу, уходящую от ворот здания куда‑то вглубь каторги. И добавил, вынуждая отступить ещё дальше назад от этого бледного подобия имперского тракта и кивая на проём ворот: — Надо их пропустить.
— Кого их? — не врубился поначалу я, наблюдая лишь дюжую женщину в чёрном форменном мундире надзирателя, вышедшую из ворот и неспешно двинувшуюся по дороге.
Но дополнительных разъяснений от Бартинелли не потребовалось, так как уже мгновением позже ситуация прояснилась. И следом за надзирательницей, на мгновение повернувшей голову в нашу сторону и коротким кивком поприветствовавшей моего сопровождающего, из ворот обители алхимиков выползла телега с поставленной на неё на попа большой трёхсотведёрной бочкой. Влекомая четвёркой каторжанок…
На них я, затаив дыханье, и уставился во все глаза, ища знакомые мне черты лица…
Но нет, среди этой четвёрки здешних узниц, со зримой натугой тащащих гружёную телегу, а оттого, похоже, не видящих вокруг ничего кроме стелящейся под ногами дороги, Энжель не оказалось. Почудилось мне… Ничего общего, кроме роста и хрупкости телосложения, крайняя справа девушка со златовлаской не имеет…
Поскрипывая плохо смазанными осями и похрустывая гравием, старая телега, вся покрытая чёрными язвами, словно оставленными пламенем, проползла мимо нас, молча стоящих на обочине. А вцепившиеся попарно в оглобли каторжанки, в затасканных платьях из простого неокрашенного сукна, пестрящих разноцветными и разномастными заплатками, и таких же платках, будто и не заметили нашего присутствия… Как шли себе, чуть склонившись вперёд и лишь себе под ноги глядя, так и проследовали мимо, не удостоив нас ни косых взглядов, ни каких‑то слов…
