Алёна Алексина - Игра со Зверем
— Не уйду. Спи.
Кэсс смотрела на Амона с продавленного старенького дивана, и сердце обмирало. Привычная квартира, казалось, стала меньше по площади, даже мебель словно ссутулилась — такой он был мощный, плечистый и как-то очень заполняющий собой пространство.
Демон сидел, слегка склонив светловолосую голову, руки, сжатые в замок, лежали на коленях, плечи расслабленно опущены, но отчего-то казалось, что сейчас в нём бушевала невидимая глазу сила, будто через человеческую оболочку рвался Зверь, выл и бился, но не мог найти выхода. На правом виске отчаянно пульсировала жилка. Это делало его почти человеком.
Кассандра снова коснулась широкого запястья. Этот сон перестал быть страшным, и сейчас девушка не боялась. Хотелось прикоснуться к нему, к своему давнему ужасу, ощутить его человеком, утратить последний трепет. Он вдруг ответил на прикосновение. Их пальцы переплелись, и необъяснимая истома нахлынула свинцовой тяжестью. Будто все те ночи, когда несчастная жертва мучилась бессонницей, разом навалились и смяли сознание.
«Как это смешно — уснуть во сне», — подумала Кассандра и провалилась в сладкую темноту. И только кончики пальцев, которыми она касалась Амона, пылали радостным теплом, как будто согретые над огнем. Наверное, он и был огнем…
Когда Кэсс проснулась, в окно светило грустное октябрьское солнце — дарило иллюзию тепла. Которое, увы, не имело ничего общего с тем теплом, что ещё грело кончики её пальцев.
Конечно, сон был сладок и, конечно, Амона рядом не оказалось. Горло отчего-то стиснула судорога, и девушка по-детски всхлипнула, первый раз в жизни подумав о том, что просто не хочет больше жить.
…В кафе было малолюдно. Сидела сонная парочка, вяло пьющая кофе да скучала без дела Ленка. Завидев напарницу, она оживилась и тут же затараторила:
— Вау, мать, ты чего какая зелёная? В гроб и то краше кладут. А ну, рассказывай!
По-хорошему следовало бы свести все к шутке, но так хотелось поговорить о человеке-демоне из снов, что Кэсс впервые сдалась. Хотя, в общем-то, не тот человек Ленка, перед кем стоило изливаться. Однако Кассандра и так слишком долго молчала, а сейчас ещё и сожалела об исчезнувшем пламени… в общем, эмоции возобладали над здравым смыслом.
Устроившись в самом дальнем углу зала за одним из столиков, девушка в общих чертах поведала о демоне, о кошмарах, и особенно вчерашнем странном сне.
— Я псих, — подытожила она и выжидающе посмотрела на разинувшую рот напарницу.
Та закатила глаза.
— Хочешь совет, Кась?
— Давай, — та даже подалась вперед, ожидая чего-то стоящего.
— Ты этому красавцу либо отдайся, либо заведи уже себе реального мужика и с ним… — доверительно сказала «подруга», — а то уж возраст у тебя, знаешь… для таких снов неподходящий. Хочешь, я с Димкой договорюсь? Он давно на твою попу пялится. Закроетесь в кладовке, он тебя…
И она засмеялась.
А Кассандра, не утруждая себя гневными речами, опрокинула недопитую чашку кофе на противную белобрысую голову. Ленка взвилась, захлебнулась эмоциями, стекающим по волосам напитком и топнула ногой.
— Дура сумасшедшая!
— Хабалка!
— Да я…
И быть бы драке, но чей-то пристальный взгляд обжег спину. Кончики пальцев вспыхнули, словно вновь прикоснулись к пламени. Кэсс обернулась, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. На нее смотрели прозрачные голубые глаза со звериным блеском в глубине зрачков.
— Я хотел попросить кофе, — сказал Амон задумчиво и добавил, — но теперь сомневаюсь — стоит ли?
Ленка окинула посетителя оценивающим взглядом, мигом приосанилась, звонко рассмеялась и ответила, что вылитый на голову кофе — услуга, оплачиваемая отдельно, в соответствии с прейскурантом… стоит недешево. Потом заверила, что кофе, который он закажет, попадет непременно в чашку, однако — увы — нальет его не она, а вот эта в высшей степени профессиональная барышня (когда перестанет глупо таращиться).
Мужчина даже не посмотрел на Кассандру. Ни когда она на деревянных ногах поспешила за кофейником, ни когда наполняла чашку горячим крепким напитком.
Казалось, посетитель всецело поглощен Ленкой. Похоже, он и кофе-то заказал только чтобы скоротать время, пока эта смазливая вертихвостка переодевается и обтирает белобрысые патлы салфетками.
Как такое произошло?
Воспитанница мамы Вали совсем не умела флиртовать — мешала излишняя прямолинейность, а может, врожденная застенчивость. Зато блондинистая Ленка строила глазки виртуозно. Кэсс слушала её, смотрела на мужчину и чувствовала, как замедляется время. Все стало на свои места. Незнакомец что-то отвечал кокетливой вертихвостке, пару раз даже улыбнулся, а потом предложил отвезти домой переодеться и, конечно, клятвенно пообещал вернуть на рабочее место.
Тем временем незамеченная им огненно-рыжая официантка стояла со своим кофейником, как пригвожденная. За бесконечно долгие десять минут, что мужчина находился в кафе, страшное понимание медленно убивало девушку: ее ночной кошмар всего лишь клиент заведения, а нездоровое воображение перенесло его образ в сны, создало видимость мистического ужаса, дало имя. Она сошла с ума. Никаких сомнений в этом больше нет.
Увлеченная разговором и друг другом парочка направилась к выходу, Ленка бросила на застывшую напарницу полный торжества взгляд. Та зачем-то помахала в ответ деревянной рукой. Хлопнула входная дверь.
Спустя пять минут Кассандра написала заявление об уходе, молча вручила удивленному администратору бумажку с подписью и свой фартук. Она не хотела ни с кем разговаривать, ничего объяснять, выслушивать уговоры, доводы или гневные отповеди. Димка из-за своей стойки смотрел круглыми глазами, порывался что-то сказать, но она проигнорировала его и вышла, застегивая на ходу куртку. В голове прочно засело решение все закончить. Все.
Лица прохожих казались размытыми, нечеткими, серыми. И небо было тяжелым, свинцовым. Воздух превратился в вязкую муть, словно город погрузился на дно грязной лужи. Даже кричащая реклама больше не кричала, а невзрачно бледнела сквозь пелену октябрьской мороси.
У Кэсс не осталось сожаления. Все это — серое, мутное, грязное, ненастоящее — покинуть не жаль. Да и есть ли вообще этот город, дома, голые мокрые деревья? Может, все это, включая её странную жизнь, лишь бред одинокой душевнобольной? Может, в действительности она сидит в палате для буйно помешанных, бормочет невнятицу и дергает себя за волосы? Или её кошмары ожили? Или она заснула и больше не сможет проснуться, так и останется блуждать в лабиринте собственного подсознания?
