Александр Забусов - Кривич
— Это папин.
— Ну, так может, загрузим его детьми? И вы вместе с ними доедете до лагеря? Остальные перекладными.
Галина обратилась к водителю, вышедшему из машины и курившему у левой передней двери.
— Жень, отвезешь детей в лагерь?
— Галина Александровна, а где это?
— Это сорок один километр от города, в южном направлении. Деревня Писаревка от лагеря в пяти километрах, там еще монастырь мужской, «Ястребова Пустынь» называется. Ну, понял, нет? — Монзырев вопросительно смотрел в глаза явно скучяющего водителя.
— Да, понял, сейчас только шефу отзвонюсь, — водитель японской «кобылы» влез в нее и по мобильному телефону стал названивать хозяину.
— У зверя намордник-то есть? — обратил внимание на собаку майор.
— В багажнике, вместе с сумкой.
— Ну, так и зачехли своего крокодила.
— Это не он, а она. Голубая доберманиха, зовут ее Марго. Маргоша, иди сюда, моя-а хорошая соба-ачка! Этот несносный дядя, думает, что мы кого-то можем покусать! А, мы ведь добрые, мы никого не кусаем.
— Хм! Ну-ну.
Галина взяла четвероногого гоблина семейства собачих за ошейник. Распорядилась:
— Толик, принеси намордник!
Монзырев удивленно повел бровью, но оказалось, что Толиком звали охранника. Тот бесприкословно подошел к задней двери «Паджеро», открыл ее и, покопавшись в багажнике, принес изделие кожевенных мастеров в гламурном исполнении, по толщине полос и выделке кожи, больше соответствующее использованию на морде какой-нибудь таксы, чем на бойцовой породе, передал его Галине.
— Все, можно загружаться, — известил Евгений. — Шеф дает добро.
В машину усадили пятерых детей. Галина соизволила ехать со всеми вместе на перекладных. В результате, Монзырев поменял еще троих мелких на одного крупного охранника.
— Шеф приказал лично доставить Галину Александровну до места, — сообщил бодигард Монзыреву.
— Ну, коли приказал… Так, а сумки можно положить в багажник.
— Нет, командир, своя ноша не тянет, — Сашка демонстративно забрасил сумку за спину. — Все свое — ношу с собой.
Оставшаяся пацанва быстро позабрасывала свои баульчики в багажный отсек и машина тронулась с места. Монзырев окинул взглядом мелкое воинство: два орла, охранник, три великовозрастные девицы, шесть пацанов, три девчушки и собака в наморднике.
— Ну, что подельнички, потопали? — он, развернувшись, подхватил свою сумку, пошел в сторону автовокзала, за ним двинулись остальные. Замыкали шествие охранник, сразу же вспотевший на солнце в своей классической паре черного цвета и белой рубашке с галстуком, с Галининой сумкой и странным тубусом в руках и Андрей Ищенко с рюкзаком за плечами.
Сделав первый шаг в направлении автобусной остановки, Монзырев даже не подозревал, как с этим шагом, круто изменится его жизнь и жизни всех тех, кого он вел за собой.
— 2 -
Уже два часа группа шла по лесу, отмеряя шагами, оставшиеся до лагеря восемь километров, и никак не могла дойти. Монзырев подметил, что привыкшим к пейзажам городских кварталов и асфальтированным тротуарам детям и «барышням», первоначально восхищавшимся видами натуральной растительности и щебетом пернатой живности, стало приедаться вынужденное блуждание по лесным просторам малой родины.
Высадившись из рейсового автобуса, со скоростью пьяного ёжика ехавшего от деревни к деревне, пошли по разбитой лесной дороге, когда Горбыль предложил:
— Командир, давай срежем расстояние. Дорога делает крюк и петляет по лесу, а напрямик через тридцать минут будем на базе.
Услышав, что уже через тридцать минут они будут в лагере, голодный народ зароптал.
— Сашка, да ты посмотри на наших воспитательниц, у них же шпильки по десять сантиметров.
— Ничего, Анатолий Николаевич, у меня в сумке есть две пары кроссовок. Я поделюсь с девочками, кому размер подойдет, — заслышав о возможности проделать дистанцию в урезанном варианте, сориентировавшись, предложила Галина.
— Ага, две пойдут в кроссовках, а одна на каблуках? Хитропопые красавицы. У кого ноги болеть потом будут?
— У меня шпильки совсем не высокие, Анатолий Николаевич, — белобрысая Анна шагнула вперед, выставив ногу на показ.
— Ну, коли есть желание торить лесные тропы, переобувайтесь и свернем в лес.
В лес свернули, сверившись по карте и солнцу, компаса ни у кого не было да, в общем-то, он и ненужен. Часы показывали начало шестого. Через полчаса, шагая по запущенному смешанному растительному массиву, к лагерю не вышли, хотя шли в правильном направлении. Не вышли и за следующие полчаса. Монзырев объявил перекур. Сориентировавшись, докурив сигарету, дал отмашку, снова двинулись, причем темп ходьбы непроизвольно увеличился, всем хотелось есть. Замыкали колонну все те же — охранник Толя, умаявшийся с непривычки лесных блуканий, снявший с себя пиджак и «сверкая» сбруей с ПМ под мышкой, и Андрей Ищенко — этот свежий как огурчик, хоть повесь ему дополнительный рюкзак на спину.
Монзырев остановился. Из колонны к нему вышел Сашка:
— Командир, что остановился?
— По кругу ходим, Сашок.
— Как так?
— Смотри, видишь, справа бычки валяются? Перекурили, бросили, ушли. Это наши бычки.
— Да не могли мы по кругу идти, шли только прямо.
— Мы шли только прямо, это ты прав. Леший водит.
Сашка недоверчиво посмотрел на начальника, любопытные взгляды детворы тоже говорили о многом. Детишки подобрались в команду те еще. Возраст от двенадцати, до пятнадцати лет, воспитаны улицей, со всеми вытекающими. Ни в Бога, ни в черта не верят. Ухмыляются.
Род Монзыревых глубоко уходил своими корнями в Ростовскую область, его предки были Донскими казаками. В станице, куда его отвозили каждое лето, на все каникулы, и до сих пор люди помнили его прабабку Лизавету — знахарку, прожившую со своим мужем прадедом Монзырева лет до ста, лечившую обращавшееся к ней население близлежащих и дальних станиц.
Он хорошо запомнил рассказанную на вечерних посиделках кем-то из взрослых байку, как однажды к бабе Лизавете, тогда еще молодой красивой казачке, приехали из станицы под Ростовом, посланные богатым уважаемым станичным атаманом, казаки.
— Лизавета Кондратьевна, помоги, сгорает на глазах, дочка атамана, к врачам возили, показывали, врачи ничего не нашли. Вянет молодка, на глазах вянет. Атаман заплатит хорошо, не обидит.
И, поехала Лизавета. Отчего ж, не поехать коли помощи ждут!
Курень атамана поставлен в центре станицы, и по приезде светила от «деревенской медицины» у дома за плетнем собралась добрая половина станичников. Лизавета Кондратьевна вошла в комнату болящей, пробыла там какое-то время, выйдя, сказала домочадцам:
