Стивен Кинг - Песнь Сюзанны
— Сколько должно остаться Лучей, чтобы удержать Башню? — спросил Каллагэн. Пожалуй, впервые Эдди отвлекся от участи пропавшей жены. И теперь в его глазах, вскинутых на Роланда, читалось, можно сказать, внимание. Почему нет? Вопрос-то Каллагэн задал основополагающий. Ведь говорилось: «Все служит Лучу», — и хотя, если не грешить против истины, все служило Башне, именно Лучи удерживали последнюю на своем месте. Если они рушились…
— Два, — ответил Роланд. — Я считаю, как минимум, два. Тот, что проходит через Кэллу Брин Стерджис и еще один. Но одному Богу известно, как долго они продержатся. Даже без Разрушителей, которые неустанно их «подтачивают», я сомневаюсь, что они крепки, как скала. Нам нужно спешить.
Эдди закаменел.
— Если ты хочешь идти к Башне без Сюзи…
Роланд нетерпеливо мотнул головой, как бы предлагая Эдди не молоть всякую чушь.
— Без нее нам до Башни не добраться. Как мне представляется, не добьемся мы желаемого и без малого Миа. Все в руках ка, но, как говорили в моей стране: «У ка нет ни сердца, ни разума».
— Под этим я готов подписаться, — буркнул Эдди.
— Возможно, у нас возникнет еще одна проблема, — вставил Джейк. Эдди хмуро глянул на него.
— Слушай, проблем у нас и так хватает.
— Я знаю, но… вдруг землетрясение завалило вход в пещеру? Или… — Джейк замялся, не желая озвучивать мысль, которая пугала его больше всего, — … или обрушило всю пещеру?
Эдди протянул руку, схватился за рубашку Джейка, закрутил материю в кулаке.
— Не произноси таких слов. Даже не думай об этом!
Теперь они слышали голоса. Роланд догадался, что горожане вновь собираются на Главной улице. Он не сомневался, что не только прошедший день, но и эту ночь в Кэлле Брин Стерджис будут помнить добрую тысячу лет. Если, конечно, Башня простоит так долго. Эдди отпустил рубашку Джейка, ладонью разгладил складки. Попытался улыбнуться, отчего лицо его вдруг стало сморщенным и старческим. Роланд повернулся к Каллагэну.
— Мэнни все равно завтра придут? Ты знаешь их лучше меня.
Каллагэн пожал плечами.
— Хенчек — человек слова. А вот сможет ли он привести остальных после того, что произошло… за это, Роланд, я не поручусь.
— Лучше бы смог, — мрачно процедил Эдди. — Лучше бы смог.
— Как насчет того, чтобы сыграть в «Следи за мной»?[5] — вдруг предложил Роланд из Гилеада. Эдди вытаращился на него, не веря своим ушам.
— Мы все равно не уснем до утра, — пояснил стрелок. — Надо же как-то занять время.
И они начали играть в «Следи за мной», и Розалита выигрывала сдачу за сдачу, мелом записывая результат на пластине сланца, но ее лицо ни разу не осветила торжествующая улыбка, более того, по мнению Джейка, на нем вообще не отражалось никаких эмоций. Ему вдруг захотелось воспользоваться прикосновениями, но он дал себе слово, что будет прибегать к помощи своего шестого чувства лишь по очень веским причинам. А заглядывать за бесстрастное лицо Розалиты… все равно, что смотреть в щелочку, когда она раздевается. Или наблюдать через ту же щелочку, как она и Роланд занимаются любовью.
Однако, игра продолжалась, и северо-восток в конце концов начал светлеть. Джейк все-таки догадался, о чем она думает, потому что сам думал о том же. На каком-то уровне своего сознания все они думали о двух последних Лучах, которые еще удерживали Башню. Ожидая, что один из них разрушится. Будут ли они искать Сюзанну, будет ли Роза готовить обед, будет ли Бен Слайтман на ранчо Эйзенхарта скорбеть о погибшем сыне, все они будут думать об одном и том же: осталось только два Луча, и Разрушители день и ночь воюют с ними, вгрызаются в них, уничтожают. Когда наступит конец? Как все закончится? Услышат ли они грохот падения этих огромных, синевато — серых, цвета сланца, камней? Разорвется ли небо, как кусок ветхой ткани, выплеснув монстров, живущих, ко тьме, которую они ощущали вокруг себя во время Прыжка или тодэша, как называли его мэнни? Успеют ли они вскрикнуть от ужаса? Останется ли загробная жизнь или крушение Темной Башни покончит и с адом, и с раем? Он посмотрел на Роланда, послал мысль, насколько мог четкую и ясную: «Роланд, помоги нам!» И получил ответ, наполнивший его разум слабым утешением (но даже слабое утешение лучше никакого): «Если смогу».
— "Следи за мной", — объявила Розалита и вскрыла карты. Она собрала масть. Старшей лежала дама Смерти.
КУПЛЕТ:
Commala — come — one
There’s a young man with a gun
Young man lost his honey
When she took it on the run
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala — come — one
She took it on the run
Left her baby lonely but
Her baby ain’t done.
Строфа 2. Стойкость магии
Насчет прихода мэнни они могли и не волноваться. Хенчек, суровый, как и всегда, появился на площади у Павильона, определенную местом встречи, с сорока мужчинами. Он заверил Роланда, что они смогут открыть Ненайденную дверь, если она сохранила способность открываться после исчезновения, как он называл, «темного шара». Старик не стал извиняться за то, что привел меньше людей, чем обещал, но продолжал дергать себя за бороду. Иной раз обеими руками.
— Почему он это делает, отец, ты не знаешь? — спросил Джейк Каллагэна. Мэнни Хенчека уже ехали на восток в дюжине запряженных лошадьми фургонов. За ними, влекомый двумя ослами — альбиносами с невероятно длинными ушами и яростными розовыми глазами, катился двухколесных возок, полностью укрытый белой парусиной. Джейку он напомнил большой контейнер с «Джиффи поп»[6] на колесах. Хенчек с мрачным видом сидел на возке в одиночестве, не оставляя в покое бороду.
— Думаю, он недоволен собой, — ответил Каллагэн.
— Но почему? Я удивлен, что их пришло так много, учитывая лучетрясение и все такое.
— Когда землю тряхнуло, он узнал, что высшие силы, которые за этим стоят, пугают его людей куда больше, чем он. Для Хенчека это равнозначно невыполненному обещанию. Причем не просто невыполненному обещанию, а обещанию, которое он давал твоему старшему. Он потерял лицо, — а потом, не меняя тона, задал вопрос и выманил — таки из Джейка ответ, который иначе не получил бы. — Она все еще жива, ваша подруга?
— Да, но в у… — начал Джейк и прикрыл рот рукой. С укором посмотрел на Каллагэна. Впереди, на двухколесном возке, Хенчек резко обернулся, посмотрев на них, словно в споре они слишком уж возвысили голоса. «Любопытно, — подумал Каллагэн, — неужели в этой чертовой истории мысли умеют читать все, кроме меня?»
Только это не история. Не история — моя жизнь.
