Песня Печали (ЛП) - Солсбери Мелинда

Хоть она была близка к этому, когда после ужина Бальтазар пошел за ней достаточно далеко, чтобы стало ясно, что он не направлялся к себе. Она остановилась и обернулась.

— В чем дело, сенатор Лис? — спросила она, сил на игры не было.

Бальтазар оскалился.

— Полагаю, как только вы повеселитесь, я получу приглашение на свое место?

Его презрение разозлило Печаль.

— Что, простите?

— Только я из всего Йеденвата не получил приглашение.

— Тогда технически вы — не член Йеденвата, да? — рявкнула Печаль, не успев обдумать это.

Он застыл, рот приоткрылся.

— Неужели вы переживаете? — Печаль невесело улыбнулась. — У вас точно есть еще варианты. Не только я управляю вами.

— Не знаю, о чем вы говорите, — напряженно сказал он, не глядя ей в глаза.

Но она была уверена, что он знал, о чем она. Он принес Ламентию в замок, дал ее Харуну, и все по приказу Веспуса — Веспус сам ей рассказал.

— О, думаю, знаете.

Он моргнул, застыв, а потом выпрямился во весь рост, его красивое лицо опустело, пока он смотрел на нее свысока.

— Так я уволен, Ваше великолепие?

Печали хотелось сказать «да».

Но ей нужно было разобраться с Веспусом. Как там Лоза сказал ей месяцы назад… он хотел действующий орган, а не обезьянку. Как и она.

Бальтазар мог подождать.

— Нет, — сказала она. — Просто мне не хватило времени. Я не смогла написать и лорду Дэю, но он не преследует меня в коридорах. Вы получите приглашение утром, до присяги.

Бальтазар опешил, а потом пожал плечами.

— Хорошо. Ладно. Тогда спокойной ночи.

Он развернулся и ушел. Печаль вздохнула и пошла в свой кабинет. Она напишет письма сейчас, чтобы завтра начать с чистого листа.

Она подписала их и запечатала, оставила на столах Шарона и Бальтазара, обнаружив, что их кабинеты не заперты.

Голова начинала болеть, и Печаль вернулась к себе, чуть не упала из-за горы сундуков у двери гостиной.

Ей стало не по себе, и она поспешила в спальню, распахнула дверь гардеробной.

Стена, которую она построила, пропала, проход снова был открыт. На миг ее кровь застыла. А потом она поняла, что это могли быть слуги: убрались, пока она была за ужином. Она закрыла дверь, схватила один из стульев и подперла им ручку. То, что Веспус сказал, что уедет ночью, не означало, что он так сделает.

Она переоделась в ночную рубашку, забралась в кровать, закрыла глаза и пыталась уснуть.

Рассвет долго не наступал.

Она не спала вовсе: каждый стук и скрип убеждали ее, что Веспус не ушел, а направлялся к ней, чтобы снова пригрозить. В пять она встала и попросила чайник кофе, а через час — второй, радуясь, когда кофеин начал работать, хоть ей при этом казалось, что все внутри дрожало. Но она хотя бы была в сознании.

Она убеждала себя, что пока что сойдет и так, пока одевалась. Она поняла, что туника была навыворот, когда Иррис пришла за ней и указала на это.

— Не стоит менять ее, — сказала Иррис, когда Печаль потянулась к воротнику. — Это изменит твою удачу, а перед присягой тебе это не нужно.

Печаль поправила тунику, надела через голову. Иррис смотрела на нее, но молчала, пока Печаль не зевнула.

— Поздно легла?

— Бальтазар остановил меня после ужина, потому что не получил приглашение. И я написала его перед тем, как легла.

— Ты его оставляешь? — сказала Иррис.

Печаль подавила вздох.

— Кем мне его заменить?

— Кем угодно. Уличная собака была бы лучше. Хотя бы верная.

— Раннон многое пережил в последнее время, — ответила Печаль. — Я не хочу добавлять тревоги.

Иррис покачала головой, пока Печаль говорила, ошеломленная ее решением и логикой.

— Так ты оставишь сенатора, который не делает работу, и посла, который помог убить прошлого канцлера?

— Иррис…

— Забудь. Это тебе решать. Я пришла сказать, что они готовы. Увидимся там.

Иррис развернулась и ушла. Печаль пошла следом. Она уговаривала себя видеть в этом хорошее: если Иррис не говорила с ней, то она перестанет задавать вопросы, на которые не было ответа. И ее не придется отсылать — она уйдет. Но эти мысли не утешали.

Присяга, хоть и была важной, заняла мгновения. В Круглой комнате при Йеденвате и Иррис Печаль встала перед Шароном Дэем, опустила ладонь на оригинал Устава Раннона, документ, который ее предшественники написали после их переворота, и поклялась служить и защищать Раннон до своей смерти. И все.

Годы страха, которые она смотрела, как Харун доводил страну до упадка, а она понимала, что страна потом будет ее. Месяцы предвыборной кампании и планов, угроз и атак Сыновей Раннона. И теперь ладонь на старом свитке и подпись казались незаконными.

Она стала официальным лидером Раннона быстрее, чем расчесала бы волосы. И оставалось две недели, чтобы понять, как спасти страну от Веспуса Корригана.

3

Конец радуги

Северные болота были красивыми осенью, теплое солнце цвета масла, приближающегося к карамели, опускалось. Белые стены зданий, которые они проходили, напоминали куски ириски, и люди будто сияли золотом, пока протягивали Печали подарки, цветы и еду.

Ее страна была красивой. Ее народ был красивым. Люди сияли здоровьем и жизнью, и сердце Печали болело при виде них. Никто не сжимался, как побитая собака, пока ее карета медленно ехала по улицам. Теперь у всех были прямые спины и улыбки, они смотрели на нее с надеждой. Они не успели покинуть первую деревню, а карета Печали была полна подарков: мешочков с серебром с выгравированной датой выборов, подушечки с ароматными травами, ее имя было вышито на них с завитками, бесконечные свертки с пирожными и печеньем, которые Дугрей — ее новый телохранитель — тихо попросил ее не есть.

Словно они ее отравят. Они любили ее.

Когда Печаль покинула карету, дети окружили ее, робкие и улыбающиеся, их родители подталкивали их к ней, показывали детей на руках и сияли, пока Печаль касалась губами их лбов, вдыхая их аромат меда и молока. Местами на улицах были по два-три ряда людей, они говорили, что собрались со всех Северных болот, чтобы увидеть ее, некоторые даже были из Восточных и Западных болот, чтобы увидеть начало тура.

Над дорогой висели флаги, весь район пах сахаром, жареным тестом и корицей, манил ее так, что она нарушила приказ Дугрея и отщипывала кусочки от персикового пирожного, пока он не смотрел. Музыка звучала с каждого угла, то играла флейта, становясь громче, то сменилась задорной скрипкой, а потом зазвучали фанфары.

Барабаны гремели за всеми инструментами как счастливое биение сердца.

Все изменилось. Печаль едва могла поверить, что полгода назад эти люди были в сером и черном, опускали лица к земле. Они не пели, а молчали, не улыбались, а сжимали губы, и их взгляды убивали. Они так легко приняли радость, открылись ей, словно она всегда была в них за горем и отчаянием. Этого она и хотела для Раннона, таким она и надеялась его построить.

Это ломало ее.

Не снаружи — для них она сохраняла маску, улыбалась, не моргала, благодаря их снова и снова, пожимая руки так, что уже болела ее рука, и Дугрей настоял, что ей пора уйти. Но внутри она разбивалась на кусочки.

Веспус хотел, чтобы она переместила этих людей, чтобы он получил их землю. Этих людей, которые спешили к ней, просили потанцевать с ними, поесть с ними, быть среди них. Фермеры оливок, виноделы, учителя, скульпторы и поэты.

Юные видели себя в ней и доверяли ей, видели, что и они могли достичь того, о чем мечтали. Старшие до Печали верили, что уйдут к Грации Смерти и Перерождения, ни разу не улыбнувшись на публике. Они теперь улыбались ей, их рты были розовыми, беззубыми, гордые морщинки окружили их глаза. Все улыбки были иглами на ее коже, и ей уже казалось, что вся она истекает кровью.

Когда она поприветствовала Бейрама в его поместье, сияющего гордостью и радостью, она едва могла смотреть ему в глаза. Но сделала это, подняв голову и улыбаясь, смеясь, когда он закружил ее, игнорируя хмурый вид своего телохранителя.