Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер
И если так, то где-то в Баосии просто обязан быть еще один труп… Кстати, магия смерти была не слишком популярна. Здесь нельзя было использовать подставных лиц, нельзя было отправлять на убийство кого-нибудь кроме себя. И если убиваешь кого-то, то знай – убитым будешь и ты сам. Если же убийца хотел выжить после нападения, то обычные средства убийства – нож, меч, яд, палица – были предпочтительнее. Но если кем-то владела крайняя степень отчаяния и если жизнь ему была не мила, тот вполне мог прибегнуть и к магии смерти. Нет, эту книжку нужно обязательно вернуть в Храм, где хранится остальная собственность умершего – пусть Храм сам решает, кто в королевстве станет разбираться в нюансах его дела. Нахмурив лоб, Кэсерил сел, закрыв опасную книжицу.
Теплый пар, ритмичные движения прачек и их голоса, усталость, которую испытывал Кэсерил – все это заставило его прилечь на скамью, положив под голову книгу. Прикрою-ка я на минутку глаза…
Он резко проснулся, почувствовав боль в шее, и ощутил поверх своего тела незнакомую тяжесть. Пальцы нащупали шерсть… Оказалось, одна из прачек набросила поверх его тела одеяло. Кэсерил даже застонал от удовольствия – как же приятно, когда о тебе заботятся даже незнакомые люди!
Наконец он сел на лавку и, прищурившись, огляделся. Дворик почти полностью погрузился в тень. Должно быть, он проспал весь день, а звуком, который его разбудил, был стук башмаков, вычищенных и, насколько это было возможно, отполированных, которые прачка бросила у его скамейки. А рядом с ним, на соседнюю скамейку, она положила его чистую одежду – как новую, богатую, так и старую.
Вспомнив, как среагировал на его голую спину мальчишка в банях, Кэсерил негромко спросил:
– А нет ли у вас комнаты, где я мог бы переодеться?
И чтобы никого из посторонних не было.
Прачка дружелюбно кивнула и провела его в небольшую спальню в задней части дома, где и оставила одного. Через маленькое окно в спальню проникал свет. Кэсерил аккуратно разложил постиранные и выглаженные вещи, с немалой долей отвращения оценив те лохмотья, что болтались на нем все последнее время. Глядя в овальное зеркало, единственное украшение комнаты, стоявшее в углу, Кэсерил принялся одеваться.
Бормоча про себя благодарственные слова в адрес усопшего, нечаянным наследником которого он стал, он натянул хлопковое исподнее, тонкотканую расшитую рубашку, коричневый шерстяной камзол, еще теплый после утюжки (хотя и несколько влажный по швам) и, наконец, черный, с серебристой нитью, плащ, который роскошными складками стекал к его ногам. Одежда покойника длиной соответствовала росту Кэсерила, хотя ему, с его нынешней худобой, было в ней излишне просторно. Присев на кровать, он натянул свои старые башмаки со стоптанными каблуками и подошвой, истончившейся до толщины пергамента. Он годами не видел себя в зеркале – разве что в отполированной поверхности стального клинка! А здесь было зеркало, да еще и такое, в котором, наклоняя стекло, он мог осмотреть себя с ног до головы.
В зеркало на него смотрел незнакомец. О Боги! Когда моя борода успела стать седой? Дрожащей рукой Кэсерил тронул коротко остриженный волос на подбородке. Слава Богам, хоть волосы на голове еще не стали выпадать. На кого он похож в этом наряде? Купец? Высокородный дворянин? А может, ученый? Скорее – последнее: слегка фанатик, чуть-чуть безумец, с впалыми от постоянных ученых дум глазами. Такие одежды требовали и роскошных аксессуаров: золотых или серебряных цепей, печаток, дорогого ремня с пряжкой из золота, украшенного камнями, толстых колец. Так его статус сразу поднялся бы еще на один-два уровня. И тем не менее все было и в таком виде в высшей степени достойно. Кэсерил выпрямился.
В любом случае, придорожный бродяга исчез, растворился без остатка. И теперь… теперь вряд ли он удовлетворится местом помощника повара.
На последние медные монеты он решил переночевать в трактире, а утром представиться провинкаре. А интересно, успела ли распространиться по городу новость о пойманном в банях дезертире? И если так, не откажут ли ему в ночлеге в городских трактирах и на постоялых дворах?
Нет. Не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Он сейчас же отправится в замок и узнает, сможет ли найти там укрытие. Еще одной ночи мне не выдержать. Он пойдет туда, пока на землю не упала ночь. Пока не упало мое сердце.
Сунув книгу во внутренний карман плаща, где она, по всей видимости, всегда и находилась, Кэсерил встал и вышел из комнаты, оставив на кровати кучку своей старой одежды.
2
Поднимаясь к воротам замка, Кэсерил пожалел, что не озаботился тем, чтобы где-то добыть себе саблю или меч. Стоящие у ворот стражи, одетые в черно-зеленые цвета провинкара Баосии, смотрели на приближающегося безоружного незнакомца спокойно, но и без особого уважения, которое способен вызвать остро отточенный металл. Кэсерил поприветствовал охранника, носящего сержантские знаки отличия, скупым кивком. Особую почтительность и вежливость он приберегал для внутренних покоев замка. Слава Богам, благодаря прачке он знал имена всех нужных людей.
– Добрый вечер, сержант! – сказал он. – Мне нужен комендант замка, сэр ди Феррей. Я – Люп ди Кэсерил.
Он намеренно предоставил сержанту самому догадываться, вызвали его в замок или же он сам пришел.
– По какому делу, сэр? – спросил сержант вежливо, но без особой почтительности в голосе.
Кэсерил выпрямился. Он не знал, из каких дальних уголков его существа явился этот тон в его голосе, но он произнес – уверенно, почти командным тоном:
– По личному, сержант!
Автоматически сержант отдал честь:
– Есть, сэр!
Кивнув своему напарнику: дескать, смотри в оба, сержант сделал Кэсерилу знак – следуйте за мной:
– Прошу вас, сэр. Я осведомлюсь у хранителя замка, что и как.
И они прошли через ворота.
Сердце Кэсерила забилось с удвоенной силой, когда он увидел широкий, мощенный булыжником двор перед замком. Сколько башмаков он истоптал здесь, бегая с поручениями от его хозяйки! Начальник над пажами как-то пожаловался ей на слишком быстрый расход обуви среди его подопечных, на что провинкара пошутила: если он предпочитает ленивых пажей, у которых быстрее снашиваются от сидения штаны, чем обувь, то она добудет ему нескольких; но тогда он должен будет часто менять свои собственные башмаки!
Похоже, она по-прежнему правила здесь твердой рукой, руководствуясь своим неизменно острым глазом. Ливреи охранников находились в отличном состоянии, двор был тщательно выметен, а по сторонам от главного входа в кадках стояли деревья, на чьих ветках искусный замковый садовник выгнал цветы – аккурат к празднованию Дня Дочери, который должен был состояться назавтра.
Охранник кивком головы пригласил Кэсерила присесть на каменную скамью, которая, благодарение Богам, была все еще теплой от дневного солнца, а сам, подойдя к дверям, ведущим внутрь замка, позвал слугу и, передав ему просьбу незнакомца, направился на свой пост. Не успел он пройти и половины расстояния, как его напарник высунул голову из-за створа ворот и крикнул:
– Принцесса возвращается!
Услышав эти слова, сержант повернулся к замку и гаркнул:
– Принцесса возвращается! Всем на свои места!
И, ускорившись, побежал на пост.
Слуги, горничные – все выбежали из разных дверей во двор и принялись вслушиваться в стук копыт и громкие голоса, раздававшиеся из-за стены замка. Первыми на взмыленных конях, забрызганных дорожной грязью по брюхо, во двор, с воплями, совершенно неподобающими их статусу, влетели две девушки.
– Тейдес! Мы победили! – крикнула через плечо первая из девушек. На ней была надета голубая жокейская бархатная курточка и такая же шерстяная юбка с разрезом. Из-под кружевной шапочки несколько небрежно выбивались кольца рыжевато-светлых волос, словно янтарь, сиявшие в лучах последнего солнца. У нее был чувственный рот, бледная кожа и прищуренные в смехе большие глаза с несколько тяжеловатыми веками. Ее спутницей была брюнетка в красном костюме, которая, переводя дух, улыбалась и поминутно оглядывалась назад, на отставших от них двоих всадников.
