Виктория Шавина - Дорога в небо
Аристократ по-прежнему тщательно рассматривал ногти. Когда женщина договорила, он возразил полушутя-полусерьёзно:
— Сей благородный Ин-Хун из Сокода позволит себе поправить вас. Нам сегодня в Академии ещё предстоит обсуждение того, сколь важны точность и однозначность в мерах и весах. Ин-Хун не видит, почему не должны мы так же точно измерять и взвешивать наши слова. Ин-Хун считает вольности в определениях недопустимыми. Вы сказали, он изволит цитировать точно: «многих открытий мы сумели избежать». Позвольте, возражает вам Ин-Хун, он не считает возможным «избегать» открытий. Иначе едва ли возникла бы нужда в комиссии и всей организации, неустанно наблюдающей за тем, чтобы закрытия никогда получили широкого применения. Ин-Хуну хотелось бы сказать: не получили применения вовсе — но он слишком осведомлён о неразумном упрямстве, присущем иным неудачливым авторам, сотворившим то, в чём общество по нашему разумению не нуждается и не будет нуждаться никогда.
Помощник хранителя переговорил с писцом, сидевшим в углу, и вернулся к столу:
— Можем ли мы начинать? — вежливо осведомился он у аристократа. Получив разрешение, негромко кашлянул и зачитал без тени торжественности: — Собрание комиссии по закрытиям. Девятый день Фэри, год двадцать четвёртый, эпоха пятнадцатая. Состав полный. От ментальной власти представитель со стороны людей — многомудрая жрица Лаа Старшей, госпожа Бейта-Чо из Трав.
Женщина, корреная вéсни,[8] была далёким потомком первых союзников Основателя. Родословные мужчин оказались скромней, да и сами они — на пару десятков лет моложе жрицы. Представитель военных, терцен-командир в отставке — из славного, но неудачливого рода Тосá — сутулился от привычки кланяться. Его ровесник, благородный Ин-Хун из Сокóда: холёный, обаятельный аристократ с сытым выражением на лице — представлял светскую власть и по этой причине обладал в комиссии решающим голосом.
Что до Сил'ан, всё определяли имена семей. Омиа — от аристократов, Хётиё — от «ментальщиков». Если добавить неизвестного Каэр, который почему-то уехал, вместо того, чтобы терять здесь своё время, получалось три семьи из Маро и ни одной из Гаэл. Вот что полковнику в самом деле не понравилось.
— От военной ветви власти, представитель со стороны народа Океана и Лун, полковник Сюрфюс Биё Ийлоньо, — довершил традиционное вступление помощник хранителя.
Ради удобства записи протокола он говорил на общем. Полковник слышал байки, будто когда-то второй представитель — человек — служил лишь переводчиком. Сейчас эта почётная обязанность легла на стража, цепко следившего за живыми. Впрочем, Сюрфюс сомневался, что кто-либо из Сил'ан возьмёт слово.
— Сегодня на повестке два вопроса, — заговорила жрица из Трав красивым, прекрасно поставленным голосом. — Оба касаются культурных аспектов. Один новый, другой — апелляция.
— Какого рода? — с ленивым достоинством осведомился благородный Ин-Хун.
Женщина легко улыбнулась:
— На решение хранителя.
Всё это напомнило полковнику кокетливый разговор за чаем в беседке, всенепременно с видом на дикий пруд, в котором бы романтично плавало что-нибудь.
— О, — аристократ позволил себе степенную улыбку в ответ, — если всемилостивейшие господа не имеют возражений, сей благородный Ин-Хун из Сокода предложил бы начать со второго вопроса. Дело практически решённое, как ему видится.
Помощник хранителя, даже не сделав вид, будто в самом деле ждёт возражений, вышел за обозначенную нитью призрачных голубых огней границу барьера и подозвал изобретателя. Тот по наивности своей ещё не понимал, насколько «практически решённым» было его дело и, после низкого поклона, пустился в объяснения:
— Простому человеку не рассказывать вам, мудрейшие, какой тягой к музыке наделён наш род. Если обратиться к примеру ресторанов, домов увеселений или даже дорогих гостиниц, можно заметить, что держатели их завсегда нанимают музыкантов. Музыкантам, как и всяким слугам, нужно платить, а успешные владельцы, скажем, гостиниц — люди практичные: они не стали бы тратить деньги, если бы музыка не приносила во много раз бóльших доходов. Иной раз, ради привлечения взыскательных и респектабельных постояльцев, нанимают известного исполнителя, а тот, ясное дело, за свою работу запросит недёшево. А что если бы люди получили возможность платить за музыку, а не за тщеславие музыканта? Что если полюбившуюся мелодию можно было бы слушать снова и снова, совершенно в том же исполнении? Ваш покорный слуга ручается, что люди многое готовы отдать за маленькую уступку их желаниям.
Жрица из Трав самодовольно улыбнулась и прикрыла глаза веками. Аристократ поначалу хмыкнул и качнул головой. Изобретатель уже ободрился, когда Ин-Хун холодно заметил:
— Хранитель довёл до вашего сведения, что около тридцати лет назад осены не только осознали, но и воплотили ту же идею.
— Да но…
Аристократ поднял ладонь. Самоуверенность простолюдина начинала его раздражать.
— Полагаю, вам также известно, что осены обращались в комиссию. Там открытие стало закрытием. Сей благородный Ин-Хун из Сокода не желает терять время попусту. Он требует, чтобы вы ясно изложили те отличия вашего проекта от осеннего, которые побудили вас оспаривать мнение хранителя, требовать апелляции, очевидно, полагая, что мы — комиссия — дадим открытию ход.
Изобретатель ничуть не смутился:
— Простому человеку не рассказывать вам об основной причине того закрытия. Кто стал бы отдавать в руки осенам право на технологию обогащения?
Аристократ снова вернулся к ногтям. Жрица обратилась к просителю, пытаясь выдать пренебрежение за снисхождение:
— Вы, как сия Бейта-Чо из Трав видит по имени рода, торговец?
На лице изобретателя, розовощёком и полноватом, впервые явилось выражение озадаченности.
— Простой человек происходит из торгового рода, — подтвердил он, не отыскав подвоха, — но его обучали мудрые наставники, так что по достижению совершеннолетия он был допущен к испытаниям и получил аттестаты удовлетворительной образованности и зрелости.
Похвальба заслугами, более чем посредственными, позабавила Бейту-Чо. Женщина высокомерно улыбнулась, её тон удивительным образом, сохранив внешнюю мягкость и вежливость, обратился в уничижительный:
— Значит, подобные успехи побудили учёного торговца искать наживы в библиотеке?
Кровь прилила к лицу изобретателя, отчего оно сделалось неприлично красным. Однако, он смолчал, плотно сжав губы.
— Очевидно, — с насмешливым сочувствием продолжила жрица из Трав, — сей случай показался вам донельзя подходящим.
— Разве вы способны проживать те моменты жизни, что пришлись вам по нраву, «снова и снова в совершенно том же исполнении»? — вмешался аристократ. — Отчего же считаете, что вправе музыку, выражение мира, из искусства превратить в, — он запнулся, только этим и выдав своё возмущение, а затем, подобрав слова, довершил степенно, — в матрицу для тиражирования?
— Положить тем самым начало массовой культуре, — подхватила жрица. — Этой психической эпидемии, одной из причин духовного вырождения чужаков в своих мирах.
— Как вам только в голову пришло заменить музыканта машиной? — мрачно вопросил Ин-Хун. — Практичней! Дешевле! Этими ли понятиями станем оценивать прекрасное? Дойдём до того, что поставим вопрос об экономической ценности культуры? — он резко нахмурился и отрезал: — Отклонено.
Жрица эхом повторила за ним, полковник присоединил свой голос. Остальные трое сотворили согласные жесты.
— Вы свободны, — прокомментировал помощник хранителя, обращаясь к изобретателю.
Тот угодливо поклонился, пряча глаза, и вышел за границу барьера, втянув голову в плечи.
— Если бы взгляды могли убивать… — негромко прокомментировал аристократ. Не договорив, опомнился и, оглянувшись на писца, велел: — Исключите из записи.
— Можно ли пригласить следующего? — вежливо осведомился помощник хранителя. — Или изволите желать чаю?
— Чаю, — без витиеватых формулировок решил Ин-Хун. — Остановите запись.
Писец послушно отложил пергамент и палочку. Помощник хранителя вышел на веранду. Слышно было, как он требует у стражи послать кого-нибудь за мастером чайной церемонии. Полковник прекрасно понимал недовольство в ответах военных: те заняли позиции для наблюдения задолго до начала собрания, причём так искусно, что даже Сил'ан не заметил их. И вот появляется штатский, который стражу тем более не видит, но просто знает, что она должна где-то быть. Он спрашивает, они вынуждены отозваться, тем самым сводя на нет все труды по маскировке. Как тут было не вспомнить слова последнего предстоятеля совета Гильдии от военной власти: «Нам очень трудно понять друг друга». Впрочем, немного тому удивляясь, полковник находил возмущение аристократа оправданным.
