Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

Солдаты таращились на нее во все глаза, подмечая все детали, сгорая от любопытства. Лира ковыляла мимо, стараясь держаться прямо и ни о чем не думать. Вагон дернулся, и она чуть не упала. Кто-то протянул руку, чтобы поддержать ее, но Лира отшатнулась и пошла дальше.

Сержант остановился у последнего купе следующего вагона. В дверях стоял офицер старше по званию – майор или капитан. Как только Лира подошла, сержант отдал ей рюкзак, который показался ей ужасно тяжелым!

– Спасибо, – сказала она по-французски. – А моя дубинка?

Старший офицер о чем-то спросил сержанта. Тот вынул дубинку из кармана и передал ему. Майор (или капитан) стал разглядывать ее с интересом, а сержант начал объяснять, что произошло.

– Моя дубинка, – повторила Лира, стараясь говорить как можно тверже. – Или вы хотите оставить меня совсем беззащитной? Верните мне дубинку.

– Мне доложили, что вы вывели из строя трех моих солдат.

– По-вашему, я должна была позволить себя изнасиловать? Скажите спасибо, что они остались живы!

Никогда еще Лира не испытывала такой злости. И никогда не чувствовала себя такой слабой. Она понимала, что в любую секунду может рухнуть без сил, и в то же время готова была вцепиться этому офицеру в горло, если он не вернет ей дубинку.

Сержант что-то сказал, старший офицер ответил, кивнул и неохотно отдал дубинку Лире. Она попыталась открыть рюкзак, но пальцы не слушались. Попыталась еще раз – опять ничего не вышло. И тут, наконец, она разрыдалась, отчаянно злясь на саму себя за то, что дала волю слезам. Старший офицер отступил и указал на свободное сиденье. В его купе больше никого не было; на полу стоял чемодан, на одной из нижних полок были разложены бумаги, а на столике – остатки обеда: хлеб и холодное мясо.

Лира села и в третий раз попыталась расстегнуть клапан рюкзака. Только теперь она заметила, как пострадали руки: ногти сломаны, суставы распухли, большой палец, судя по всему, вывихнут. Левой рукой она вытерла глаза, сделала несколько глубоких вдохов, стиснула зубы – и обнаружила, что один из них сломан. Лира ощупала его языком и поняла, что половины зуба не хватает. «Ужас!» – мелькнуло у нее в голове. Но, собравшись с духом, она снова взялась за пряжку рюкзака. Левая рука почти не слушалась. Она так распухла и болела, что Лира, осторожно потрогав ее с тыльной стороны, предположила худшее: «Наверное, кость сломана». Наконец ей удалось отстегнуть клапан, и Лира быстро проверила его содержимое: алетиометр, колода карт, кошелек с деньгами – все на месте. Она сунула дубинку туда же, застегнула рюкзак, прислонилась к стенке купе и закрыла глаза.

Все болело и ныло. Лира все еще чувствовала чужие, жестокие пальцы, рвущие белье, и больше всего на свете ей сейчас хотелось как следует вымыться.

«Ох, Пан… – подумала она. – Ну что, теперь ты доволен?»

Старший офицер что-то тихо сказал сержанту. Тот ответил и ушел, а офицер вернулся в купе и закрыл дверь.

– У вас что-то болит? – спросил он.

Лира попыталась открыть глаза. Один из них открываться не пожелал. Она коснулась лица и убедилась, что глаз уже заплыл. Она молча посмотрела на этого молодого офицера. Отвечать словами не было смысла: Лира просто протянула к нему дрожащие руки, показывая, как они искалечены.

– Позвольте, я помогу, – сказал он и, сев напротив, открыл какой-то футляр, обтянутый тканью. Его деймон-ястреб соскочил на столик и стал смотреть, как офицер перебирает содержимое футляра: свернутые бинты, коробочка с мазью, пузырьки с пилюлями, маленькие конвертики – должно быть, с порошками. Отыскав чистый платок, офицер развернул его и смочил какой-то жидкостью из темного пузырька.

– Розовая вода, – пояснил он, протягивая платок Лире и жестами показывая, чтобы она промокнула лицо. Средство оказалось чудодейственным: таким прохладным, успокаивающим! Лира прижала платок к глазам и держала, пока не почувствовала, что готова посмотреть на офицера. Когда она убрала примочку от глаз, он снова сбрызнул платок розовой водой.

– Я думала, розовую воду сейчас трудно достать, – заметила она.

– Только не офицеру.

– Понятно. Что ж… спасибо…

Над сиденьем напротив было зеркало. Лира с трудом поднялась, чтобы посмотреть на себя и едва не отшатнулась от зеркала при виде крови, запекшейся на носу и губах. Правый глаз по-прежнему не открывался.

«Да уж, невидимка», – горько подумала она и принялась приводить себя в порядок. Еще несколько примочек с розовой водой и мазь из коробочки определенно помогли. У мази был крепкий травяной запах; сначала она обожгла кожу, но потом стала согревать ее глубоким, приятным теплом.

Наконец, Лира села и глубоко вздохнула. Хуже всего дела обстояли с левой рукой. Она снова нерешительно потрогала ее, пытаясь понять, цела ли кость. Офицер несколько секунд смотрел на нее, затем спросил:

– Вы позволите? – и осторожно коснулся ее руки.

Его ладони были мягкими и гладкими. Он бережно поворачивал пострадавшую кисть то в одну сторону, то в другую. Но даже эти едва заметные прикосновения причиняли такую боль, что Лира отдернула руку.

– Скорее всего, сломана кость, – заключил офицер. – Ну, раз уж вы ехали на поезде, полном солдат, следовало ожидать неприятностей.

– У меня есть билет и я имею право ехать на этом поезде. И когда я его покупала, никто не предупредил, что мне следует опасаться нападения и насилия. Ваши солдаты всегда себя так ведут? Это нормально?

– Нет, и они будут наказаны. Но повторю: в нынешних обстоятельствах молодой женщине путешествовать в одиночку неразумно. Позвольте предложить вам немного спиртного – для поддержания духа.

Лира кивнула – и от этого движения тут же разболелась голова. Офицер плеснул что-то из фляги в маленький металлический стаканчик, и Лира осторожно пригубила. Это оказался брантвейн – и превосходный.

– Когда мы прибываем в Селевкию? – спросила она.

– Через два часа.

Лира закрыла глаза. Крепко прижав к груди рюкзак, она позволила себе расслабиться и вскоре задремала.

Казалось, прошло всего несколько секунд, но вот уже офицер осторожно трясет ее за плечо. Голова Лиры будто налилась свинцом: хотелось снова закрыть глаза, уснуть и месяц не просыпаться. Но за окном уже мелькали городские огни, и поезд замедлял ход. Офицер собирал свои бумаги. Услышав, как открывается дверь, он поднял голову.

Сержант что-то сказал – видимо, доложил, что солдаты готовы к высадке, – и посмотрел на Лиру, как будто оценивал ее состояние. Лира опустила глаза: настало время снова стать незаметной, скромной и скучной. «Но как можно быть незаметной с заплывшим глазом, сломанной рукой и кучей синяков и царапин? – подумала она. – Да еще и без деймона?»

– Мадемуазель! – окликнул ее офицер.

Лира подняла глаза и увидела, что сержант что-то ей протягивает. Это были ее очки, с разбитым стеклом и без дужки. Лира молча взяла их.

– Пойдемте, – сказал офицер, – я помогу вам сойти с поезда первой.

Возражать Лира не стала. С трудом поднявшись на ноги, она поморщилась от боли. Офицер помог ей надеть рюкзак, а сержант шагнул в сторону, выпуская их из купе. По всему поезду солдаты собирали свои вещи и оружие; многие уже проталкивались через проход к дверям, но офицер что-то крикнул – и все расступились. Лира двинулась за ним.

– Небольшой совет, – сказал он, сойдя на платформу.

Лира боком слезла с подножки, опираясь на протянутую ей руку, и поторопила офицера:

– Ну?

– Носите никаб, – сказал он. – Так будет лучше.

– Ясно. Спасибо. А вы постарайтесь научить своих солдат дисциплине. Так будет лучше для всех.

– Вы уже сами сделали это.

– Это не моя работа.

– Тем не менее вы сумели защититься. И теперь они подумают дважды, прежде чем решиться на что-то подобное.

– Нет. И вы это прекрасно понимаете.

– Что ж… пожалуй, вы правы. Это отребье, подонки общества. И Селевкия не самый дружелюбный город. Не задерживайтесь здесь. Скоро солдат станет еще больше – прибудут другие поезда. Уезжайте при первой возможности.