Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка
Воин кивнул. Ему такая картина казалась совершенно нормальной. Папа, кайзер, доктор теологии и авантюрист–попаданец… Считай, те же клирик, паладин, монах и вор. Нормальная ролевая партия, только очень прокачанная!
Немайн сощурилась.
— Кажется, догадываюсь. Лютеранство?
— Тут все будет иначе. Сам Лютер предпочел бы остаться католиком, да и ереси в его учении особой не было. Зато было главное: секуляризация! Гус бессребреник, Косса — он же Иоанн Двадцать Третий — уже терять нечего. Согласились. Зато всем светским государям возможность наложить лапу на богатство Церкви придется по вкусу. Так что кайзер к утру проспится, обратится к Собору — и они все утвердят. Осмелятся перечить — в городе полно солдат, готовых секуляризовать богатеньких прелатов, под отпущение от славного папы–рубаки… А как дела у рыжуни? А, Сущности?
— У лунной эльфийки семь целых, три десятых процента в пользу Клирика, — сообщило облако. — Хотя я по–прежнему полагаю, что все это притворство. В конце концов, это мне пришлось заниматься изготовлением тела лунной эльфийки, одновременно являющейся римской императрицей. На какие хитрости приходилось идти! Например, вырастить из зародыша было нельзя — вопрос же не в генах, в миропомазании. Пришлось изменять уже имевшееся. Все равно могила базилиссы должна быть пуста… Я взял оригинал в момент биологической смерти мозга, именно для того, чтобы проблем со старой личностью не возникло. Представляешь, каково — менять генетическую структуру уже имеющегося организма? Править ядро в каждой клетке? Вырастить и имплантировать органы взамен умерших или те, которых у людей не существует, было куда проще… А теперь мне говорят, что в абсолютно чистом мозгу могла зародиться новая личность… Ты отчего посинела?
Немайн зажала ладонью рот. Глаза, и без того на половину лица, казалось, растеклись вширь.
— Ой, — сказала она, — ой.
Снова замолчала. Потом улыбнулась.
— Значит, Анастасия права — я действительно могу быть ее потерявшей память сестрой. Могу быть и новой личностью, только собой. Несмотря на все ваши расчеты, могущественные Сущности! И я не верю, что я Клирик. Ведь это будет означать, что я сошла с ума…
— Моя точка зрения такова, — сухо заметила та Сущность, что до этого молчала, — что ты, вероятно, новая личность. Вариант «безумный Клирик» мне не нравится. И я подозреваю, что ответить тебе точно, кто ты теперь есть, не сможет и мой гениальный и эксцентричный друг. Даже если разберет тебя до молекул. Принцип неопределенности, знаешь ли. Может быть, со временем мы узнаем правду… Для меня главное, что ты желаешь, чтобы Клирик вернулся на Землю двадцать первого века и продолжаешь участие в эксперименте. На этом — все. Старые знакомые могут поговорить минут десять. Что до Немайн…
— Я их тоже знаю! — сида говорила быстро–быстро, чтобы успеть до того, как ее отправят обратно на ее Землю, в Камбрию седьмого века, — и это единственные люди двадцать первого века, которых я сама помню! Видела мельком на прошлой встрече, а вы и поговорить не дали. Ну пожалуйста!
Сущности молчали… но перед глазами маячили именно они, а не аварский посол. Немайн постаралась придать лицу умильное выражение, уши к плечам свесила. В ход пошел последний, самый главный аргумент — для камбрийки.
— Мне же интересно!
— Ладно, — проскрипела одна из Сущностей. — Общайся…
Серебристые облачка, по краям прихваченные золотом, исчезли. Странные могущественные существа, устроившие не менее странный эксперимент, ради которого создали четыре копии Земли разных времен, четыре планеты — по одной для каждого из невольных подопытных, что когда–то были стандартной ролевой командой. Теперь у них под ногами настоящие средневековые миры с настоящей смертью вокруг, с живыми друзьями и врагами.
У всех, кроме бывшей Колдуньи. На копиях Земли нет магии, да и на костер ей не захотелось. Она живет на копии Земли двадцать первого века — только там нет остальных троих…
Для Воина и Вора — испытание, с которого нужно суметь вернуться. Да и подругу вытащить! Для Немайн — родной дом и возможность расплатиться за память с человеком, которого она знает куда лучше себя самой…
Она смотрит на тех, кого знает чужой памятью — хотя вживе представляет только Колдунью. Воин… Большой зеленый полуорк, отправившийся в тринадцатый век — отражать Батыя под Рязанью. Успел пережить и плен, и партизанскую войну где–то в северном Китае. Интересно, захочет ли он возвращаться? Блага цивилизации — это здорово, но вряд ли в двадцатом веке ему пришлют сотню наложниц для основания царского рода. А тут — еще извиняются, что мало! Где еще он сможет командовать, деля войско — как в читанной в детстве книге — не на полки и дивизии, а на «круги желтого неба». Его подчиненные видят в желтом цвете образ справедливости, он — цвет кожи подданных. Сам вылетает впереди полков с кавалерийской алебардой наперевес. Позволяет себе искупаться в реке прямо на глазах изготовившейся к переправе монгольской орды — и выловить какую–то безделушку. Мелочь, но войско убедилось: удача правителя беспредельна, небеса благосклонны… Снова победа! Но и у него не все гладко. Вот, уговаривает Вора:
— Друг, подари перышко. У тебя в Европах полно, а мне приходится кисточкой писать. Представь, научил своих соратников писать по–человечески, буквами, а не китайскими значками… Попросил бы ручку у чароплетки, но не пропустят. Не средневеково!
— Иероглифами, — вставляет колдунья.
— … да хоть картинками! Мне их учить и запоминать лень, это раз. Во–вторых, если будем так писать, то сами не заметим, как станем китайцами… К нам теперь много китайцев прибегает. Есть важные. Иной завернут в драную дерюгу, не жрал неделю, но смотрит на крестьян, как на грязь: ученый! Вот такие и давай квакать: мол, писать нужно только значками… Знаки несут смысл! И от того, как они нарисованы, смысл может меняться! Я и говорю: значит, вы, крысы тушечные, будете менять мои слова? Мои, первого вана царства Хрень?
Немайн хрюкнула в ладошку. Вор захохотал, запрокинул голову.
— Что, так и назвал?
— Ага. А что? Янь было, Инь было. Ну и всякое звонкое: Цинь там, Цзинь. Мои парни как раз считают себя западным Инь, но на нынешнем китайском это знаете как говорится? Си–Ся! Это мне основывать сисю, да еще позднюю? Не дождутся. Будет Хрень. Умные люди, которые объяснят, что кроме двух элементов всегда есть третий, и он главней, найдутся… уже нашлись. Сказали, что им нравится вкус моего уксуса, и против русских букв ничего не имеют. Одно плохо: кисточкой писать! Эти кисточки для меня что спички… Да и тушь растирать… Сам тру — пачкаюсь, другие трут — засыхает раньше, чем слово допишу… Дай перо — покажу, пусть мне так же затачивают.
