Вероника Иванова - Звенья одной цепи
— Меня зовут Хан…
— Да тут никто вас по имени никогда звать не будет, — простодушно оборвала меня женщина. — Вы ж Смотритель, вам имя ни к чему.
Ну и новость! Все золотозвенники вот так, сплеча рубят чужие судьбы? Вот уж действительно, новая жизнь… Даже без имени: его будет знать только бумага, четыре раза в год отправляемая в столицу.
Ладно, будем считать, что Бож всё ещё ведёт меня по пути от рождения к смерти и что ему виднее.
— Но у тебя-то имя есть?
— Ньяна.
— А дальше? Род? Место рождения?
— От моего рода не осталось следа. Как и от селения, где я родилась.
Она сказала всё это без какого-либо выражения, совсем равнодушно, а я всё равно почувствовал себя грубияном, от слов которого краснеют даже уши у любой благовоспитанной женщины. Однако прежде чем мне удалось сглупить ещё раз, и уже гораздо серьёзнее, моя собеседница добавила:
— Но я надеюсь, что в скором времени смогу обрести и то и другое.
Уточнять она, разумеется, не стала, оставив меня теряться в очередных догадках. Минуты эдак на две, пока я не сообразил, что речь идёт о намечающемся замужестве.
— Есть жених на примете?
— Есть. Уж пару годков как.
— Что же до сих пор свадьбы не сыграли?
Серые глаза Ньяны стали похожими на грозовые тучи:
— А то вы не знаете!
Я подумал. Потом подумал ещё раз и ещё. А потом честно ответил:
— Не знаю.
Она собиралась произнести ещё одну укоризненную отповедь, но осеклась, что-то увидев в моих глазах, и пробормотала, глядя уже сквозь меня:
— А ведь молодой он ещё. Очень молодой…
— О чём ты подумала?
Женщина вздрогнула, словно очнувшись от забытья:
— Да ни о чём, йерте. Вовсе ни о чём.
— Тогда, может быть, всё же расскажешь, какова из себя служба, моя и твоя?
— Так я уже сказала. Помогать вам буду. Пока срок не придёт.
— Что за срок?
— Отставки моей.
А вот эти слова были сказаны одновременно и нехотя, будто представляли собой большой секрет, и слегка угрожающе, мол, недолго тебе мною командовать. В любом случае дёргать за натянувшуюся струной ниточку я не стал. Чтобы не выдернуть лишнего из полотна окружающего меня мира.
— Помогать, значит… Во всём? — Ньяна округлила глаза, но промолчала, и я начал перечислять: — Еду готовить? В доме прибираться? Бумаги писать?
— С едой и домом вам Натти поможет. Когда из прогулок своих будет возвращаться. А с бумагами я и не умею, тут уж вы сами.
— А для чего же тогда ты ко мне приставлена?
Она склонила голову чуть набок, в то же время приподнимая подбородок, словно прислушивается к неведомой мне музыке. А в следующее мгновение я кадыком почувствовал сгиб её локтя.
Воздух был и оставался неподвижным, лениво колыхаясь от моего дыхания, а Ньяна, только что глядящая мне прямо в глаза, уже стояла у меня за спиной. И рука, прежде казавшаяся мягкой и рыхлой, вдруг превратилась в жёсткий хомут, сжавший мою шею тщательно наработанным захватом.
Так не бывает… Не бывает! И всё-таки оно есть. Оно случилось, и не где-то вокруг да около, а прямо здесь. Сейчас. Со мной. Но как, Боженка меня задери?!
— Теперь поняли? — ласково спросила Ньяна, губами почти касаясь моего уха.
Ещё бы не понять! Вот только ни головой кивнуть, ни рта раскрыть. Можно было попробовать пустить в ход и свои локти, но… После произошедшего вступать в сражение с пышнотелой женщиной уже не хотелось. Я и в бытность сопроводителем не мог двигаться неуловимо для глаза. Да и никто не мог из тех, что служили вместе со мной. Так откуда же в светлокосой селянке такая сила?
Хватка ослабла, но чуть ли не раньше Ньяна вернулась на прежнее место, и опять воздух не шелохнулся.
— Значит, ты…
— Ваша защитница.
Хотелось бы знать, от кого. Но ещё больше хотелось бы знать…
— Как ты это делаешь?
Она снова нахмурилась, но сердясь не на мой вопрос, а на себя.
— Меня научили. Но я не помню как. Заснула, потом проснулась. И уже умела всё, что было нужно.
— Нужно кому?
Черты Ньяны исказились от какого-то малоприятного воспоминания, и я услышал в ответ не то, на что рассчитывал, а то, что легко мог угадать и сам:
— Он был Звеном. Серебряным.
Всё, дальше копать в том же направлении не стоит. Конечно, по всем ощущениям я как раз стою на краю ямы, и одного шага хватит, чтобы провалиться в чужую историю, но… Зачем? Эта женщина всего лишь мой телохранитель, тем более временный, как она сама сказала. А если останется после окончания службы жить в Блаженном Доле, не нужно настраивать её против меня больше, чем уже есть.
Правда, одна малость меня всё-таки пугает. Как быть, если защитник ненавидит того, кого защищает?
Я не слишком любил своих Ведущих, если вспомнить. Однако никогда не испытывал к ним сильных чувств, противоположных любви. Скорее, старался не вдумываться и не замечать больше положенного. Помню, это получалось само собой, без какого-либо труда. Хотя кое у кого из моих соучеников и трудности и труд были. В полной мере. Значит, то, что казалось естественным мне, для других могло выглядеть непонятным или даже… пугающим? Точно. Если залезть в память поглубже, можно найти не один и не десять примеров сражений духа и тела, мимо которых я прошёл, не задерживая взгляд. И не всегда те бои заканчивались так, как нужно было наставникам.
И всё же… Никто из учеников Сопроводительного крыла не допускался до несения службы, пока не справлялся с собой. А признавшие поражение и вовсе исчезали без вести. Женщина же, стоящая передо мной, уложит на лопатки любого сопроводителя не моргнув глазом, и тем не менее в её душе мира нет. Как не было мира в моей душе, когда подошёл срок оконча…
Кажется, начинаю понимать. Наконец-то.
Ей тоже очень скоро предстоит проститься с подаренным могуществом, должностью и одна Боженка ведает с чем ещё. А я, появившись, по всей видимости, нежданно, стал препятствием. Вот только на пути куда?
— Ты служила прежнему Смотрителю?
Ньяна кивнула и невольно улыбнулась. Значит, хотя бы в этой части её жизни горестей и бед не случалось.
— Долго?
— Почти семь лет.
Большой срок. А главное, способный принести пользу. Мне.
— Каким он был?
— Эрте Ловиг?
Если верить бумагам, прежнего Смотрителя звали именно так.
— Да.
— Тихим. Говорил всегда так… будто ласково, а на самом деле ослушаться его было ну никак не можно. И знал всё на свете, о чём ни спросишь. При нём ни ссор, ни споров не случалось, ни вражды какой. Тихий он был человек. И при нём тихо всё было.
И наверняка его прислали в Блаженный Дол уже обученным и готовым к исполнению порученной службы. По крайней мере, умеющим приказывать.
