Джин Вульф - Пыточных дел мастер
— Нет, — согласился я. — Что-то заслоняли пилоны и шпили, да еще угол набережной…
— Но мог ли ты хотя бы оценить его величину? — Я пожал плечами.
— Стекло… Границ силуэта здания было почти не различить.
— Тогда зачем задавать такие вопросы? А если уж задаешь, неужели не понимаешь, что я вовсе не обязательно знаю ответ? Рев смилодона звучал так, точно зверь очень далеко. Возможно, его вообще нет здесь. А может быть, расстояние измеряется не пространством, но временем.
— Глядя на Сады с лестницы, я видел многогранный купол. А теперь, если поглядеть вверх, в просветах меж листьев и лиан видно лишь небо.
— Грани купола очень велики. И края их вполне могут быть укрыты за этими самыми лианами и листьями.
Мы миновали крохотный ручеек, в русле которого нежилась какая-то рептилия с угрожающего вида клыками и шипастой спиной. Опасаясь, как бы она не кинулась к нашим ногам, я вынул из ножен «Терминус Эст».
— Хорошо, — сказал я. — Деревья здесь в самом деле растут густо и заслоняют обзор. Но взгляни на прогалину, по которой течет этот ручей. Вверх по течению, куда хватает взгляда, нет ничего, кроме джунглей. А с другой стороны, вдалеке, поблескивает вода, точно ручей впадает в озеро.
— Я ведь предупреждала, что залы — чем дальше от входа, тем обширнее, и это может сбить с толку. Еще говорят, что стены здесь — из зеркального стекла, и зеркала, отражаясь друг в друге, создают впечатление бескрайних просторов.
— Когда-то я знавал женщину, встречавшуюся с Отцом Иниром, и она рассказывала историю о нем. Хочешь послушать?
— Ну, расскажи, если есть желание.
Я и в самом деле хотел послушать эту историю еще раз, и потому рассказал ее самому себе, прислушиваясь к ней каким-то укромным уголком сознания и слыша все столь же отчетливо, как и в первый раз, когда руки Теклы, холодные и белые, словно лилии, сорванные с могил в проливной дождь, покоились в моих ладонях.
«Мне, Северьян, было тогда тринадцать лет, и была у меня подруга по имени Домнина — очень милая девочка, выглядевшая лет на пять младше своего возраста. Возможно, поэтому она и стала жертвой его каприза.
Конечно же, ты ничего не знаешь об Обители Абсолюта. Так вот, в одном из залов ее, называемом Залом Смысла, имеются два зеркала, каждое — три-четыре эля в ширину, а высотою — от пола до потолка. Меж ними нет ничего, кроме нескольких дюжин шагов мраморного пола. Другими словами, всякий, идущий по Залу Смысла, видит в них бесчисленное множество собственных отражений. Каждое из зеркал отражает то, что отражается в другом.
Естественно, место это весьма привлекательно для маленьких, нарядно одетых девочек. Однажды вечером мы с Домниной играли там, вертясь перед зеркалами так и сяк, любуясь своими новыми платьями. У нас были два канделябра; каждый — по левую сторону от одного из зеркал.
Мы были так заняты игрой, что не заметили Отца Инира, пока он не подошел совсем близко. Ты, наверное, понимаешь: в другое время мы, едва завидев его, убежали и спрятались бы, хотя он был вряд ли выше нас ростом.
На нем были переливчатые ризы, казалось, выкрашенные туманом.
— Берегитесь, дети, — сказал он, — ибо любоваться собою таким образом весьма опасно. На свете есть бес, что живет в стекле зеркал и проникает в глаза всякого, засмотревшегося на свое отражение.
Я поняла, что он имеет в виду, и покраснела. Но Домнина сказала:
— Пожалуй, я видела его. Он — словно такая блестящая слеза, верно?
Отец Инир ни на мгновение не замешкался с ответом и даже глазом не моргнул, хотя я видела, что он изумлен.
— Нет, моя сладкая, — сказал он, — вовсе нет. Это — некто другой. Видишь ли ты его? Нет? Тогда зайди завтра, сразу после вечерни, в мою приемную, и я покажу его тебе.
Он ушел. Мы очень испугались. Домнина раз сто поклялась, что никуда не пойдет завтра. Я одобряла ее решение и старалась всячески укрепить ее в нем. Более того — мы устроили так, чтобы в эту ночь и весь следующий день не разлучаться.
Но все было тщетно. Незадолго до назначенного времени за бедной Домниной явился служитель в ливрее, каких мы до того ни разу не видели.
Несколькими днями ранее я получила в подарок набор бумажных куколок — субреток, коломбин, корифеев, арлекинов, фигурантов — словом, обычный комплект. Помню, как я весь вечер сидела у окна, ждала Домнину и играла с этими маленькими человечками, раскрашивая их костюмы восковыми карандашами, выстраивая из них сцены и придумывая игры, в которые мы будем играть, когда она вернется.
Наконец нянька позвала меня к ужину. Я уже была уверена, что Отец Инир убил Домнину или же отослал к матери, запретив впредь возвращаться в Обитель Абсолюта. Но, едва я съела суп, раздался стук. Я услышала, как служанка моей матери пошла к дверям, а после в комнаты вбежала Домнина. Никогда не забуду ее лица — оно было белее, чем лица моих бумажных кукол. Она плакала, но моя нянька смогла успокоить ее, и тогда она рассказала нам все.
Присланный за нею служитель провел ее залами, о существовании которых она прежде и не подозревала. Ты понимаешь, Северьян, как пугают такие вещи сами по себе. Мы-то считали, что прекрасно знаем наше крыло Обители Абсолюта! В конце концов она оказалась в приемной; это была большая комната с плотными темно-красными шторами на окнах и совсем без мебели — там были лишь вазы выше человеческого роста и шире, чем ее руки, разведенные в стороны.
В центре этой комнаты было нечто, сперва показавшееся ей еще одной — меньшей — комнатой, восьмиугольные стены которой были украшены орнаментом из «лабиринтов». Над этой маленькой комнаткой, едва различимой с порога, горел светильник, по яркости превосходивший все прежние виденные Домниной. Бело-голубой свет его был столь ослепителен, что на него невозможно было смотреть.
Дверь затворилась за ней, и она услышала лязг щеколды. Другого выхода из приемной не было. Она бросилась к шторам, надеясь отыскать за ними еще одну дверь, но, стоило ей отодвинуть одну, украшенная «лабиринтами» стена восьмиугольной комнатки раскрылась, и в приемную вошел Отец Инир. За спиной его, как рассказала Домнина, была бездонная дыра, наполненная светом.
— Вот и ты, дитя мое, — сказал он. — Как раз вовремя. Сейчас мы с тобой поймаем рыбку. Понаблюдай за тем, как я забрасываю крючок, и узнаешь, что нужно сделать, чтобы золотые чешуйки этого существа застряли в нашей земной сети.
С этими словами он взял ее за руку и ввел в восьмиугольную комнатку».
Здесь я был вынужден прервать повествование и помочь Агии перебраться через клубок лиан, загородивший тропинку.
— Ты разговариваешь сам с собою, — сказала она. — Я слышу твое бормотанье позади.
